Запланированная стагнация

Джозеф Стиглиц

Вскоре после того как мировой финансовый кризис разразился в 2008 году, я предупреждал, что если не будут приняты надлежащие политические меры, то может начаться стагнация экономики в японском стиле – медленный рост и застой доходов на долгие годы. Хотя лидеры с обеих сторон Атлантического океана утверждали, что они извлекли уроки из ситуации в Японии, они быстро приступили к повтору некоторых из ее ошибок. Теперь, даже один из бывших ключевых чиновников США, экономист Ларри Саммерс, предупреждает о вековой стагнации.

Основной момент, о котором я говорил пол десятилетия тому назад заключался в том, что экономика США была фундаментально больна еще до кризиса: лишь из-за пузыря на цены активов, созданный слабым регулированием и низкими процентными ставками, нам казалось, что экономика находится в надежном состоянии. Под поверхностью бурлили многочисленные проблемы:

• растущее неравенство;
• неудовлетворенная необходимость в структурной реформе (переход от экономики на основе производства к услугам и адаптации к изменению глобальных сравнительных преимуществ);
• стойкие глобальные дисбалансы;
• финансовая система, более приспособленная к спекуляции, нежели чем к инвестициям, которые создавали бы рабочие места, повышали производство, и повторно использовали излишки от прибыли, чтобы максимизировать социальную пользу.

Ответ на кризис от высших должностных лиц не был в состоянии решить эти проблемы, а наоборот усугубил некоторые из них и создал новые – и не только в США. В результате была увеличена задолженность во многих странах, а крах ВВП подорвал доходы государства. Кроме того, недостаток инвестиций как в государственный, так и в частный сектор создал поколение молодых людей, которые потратили годы в безделье и стали более отчужденными на тот моменте в их жизни, когда они должны были изучать и совершенствовать свое мастерство для повышения их производительности.

Вероятно, что по обе стороны Атлантического океана, ВВП будет расти значительно быстрее в этом году, чем в 2013. Но, прежде чем те лидеры, которые проводили политику жесткой экономии откроют шампанское и произнесут самим себе тост, они должны понять, где мы находимся в экономике и рассмотреть тот непоправимый ущерб, который нанесла эта политика.

Любой спад когда-нибудь приходит к концу. Марка хорошей политики является тем, что она добивается того, чтобы спад был мельче и короче, чем он был бы иначе. Марка той политики жесткой экономии, которую многие правительства проводили заключается в том, что они сделали спад гораздо глубже и дольше, чем было необходимо и с долгосрочными последствиями.

Реальный (с поправкой на инфляцию) ВВП на душу населения ниже в большинстве стран Северной Атлантики, чем он был в 2007 году, а в Греции экономика сократилась, по оценкам, на 23%. Германия, наиболее эффективная европейская страна, продвигалась лишь с 0,7% среднегодовым ростом в течение последних шести лет. Экономика США все еще примерно на 15% меньше, чем она могла быть если бы рост продолжался даже с умеренной траекторией докризисных прогнозов.

Но даже эти цифры не дают полную картину того насколько дела запущены, потому что ВВП не является хорошим показателем успеха. Гораздо более актуальным является то, что происходит в доходах домохозяйств. Средние реальные доходы в США ниже чем в 1989 году – четверть века назад, а средний доход за полный рабочий день у мужчин ниже, чем 40 лет назад.

Некоторые, включая экономиста Роберта Гордона, предположили, что мы должны приспособиться к новой реальности, в которой долгосрочный прирост производства будет значительно ниже, чем он был в течение прошлого века. Учитывая неспособность экономистов сделать даже трехлетние предсказания, что стало ясно в преддверии кризиса, никто не должен быть абсолютно уверен даже в предсказаниях хрустального шара о будущем десятилетии. Но ясно лишь то, что если политика правительств не изменится, мы должны быть готовы к длительному периоду разочарований.

Рынки не подлежат самокорректировке. Фундаментальные проблемы лежащие в основе, которые я изложил чуть выше, могут ухудшиться – и многие из них. Неравенство приводит к слабому спросу, расширение неравенства ослабляет спрос еще более и в большинстве стран, включая США, кризис только усугубил неравенство.

Торговые излишки северной Европы увеличились, хотя в Китае они стали более умеренными. Самое главное это то, что рынки никогда не достигали структурных преобразований быстро и самостоятельно: переход от сельского хозяйства к производству, например, не был гладким, а, наоборот, сопровождался значительной социальной дислокацией и Великой депрессией.

На этот раз ситуация ничем не отличается, но в некоторых отношениях она могла быть и хуже: те сектора, которые должны расти, отражая потребности и желания граждан, являются услугами, такими как образование и здравоохранение, которые традиционно были публично финансируемы, и не зря. Но вместо того чтобы правительство содействовало переходу, жесткая экономия сдерживает его.

Стагнация – это лучше, чем рецессия, а спад – лучше, чем депрессия. Но трудности, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время, не являются результатом неумолимых законов экономики, к которым мы просто обязаны привыкнуть: как к стихийным бедствиям, таким как землетрясение или цунами. Они также не являются покаянием, которое нам суждено за прошлые грехи, – хотя есть правда и в том, что неолиберальная политика, которая доминировала на протяжении последних трех десятилетий имеет много общего с нашей нынешней ситуацией.

Вместо этого, наши нынешние трудности являются результатом несовершенной политики. Есть альтернативы. Но мы их не найдем в самодовольной самоуспокоенности элит, чьи доходы и портфели акций вновь растут. Кажется, что только некоторые люди должны приспособиться к постоянно низкому уровню жизни. К сожалению, получается, что этими людьми становится большинство.

Project-syndicate.org

Неравенство – это выбор

Джозеф Стиглиц

Сейчас мы хорошо знаем, что неравномерность в распределении доходов и имущества в большинстве обеспеченных стран, особенно в Соединенных Штатах, в последние десятилетия стремительно растет. К большому сожалению, после Великого экономического спада темп этого роста еще более усиливается.

А что происходит в остальном мире? Сокращается ли неравенство доходов между странами в результате того, что развивающиеся экономические державы вроде Китая и Индии вытащили сотни миллионов людей из нищеты? Что происходит в бедных странах и странах со средним уровнем дохода: неравенство растет или наоборот снижается? Движемся ли мы к более справедливому миру или наоборот?

Это сложные вопросы, и новое исследование экономиста Всемирного банка Бранко Милановича, наряду с работами других ученых, указывает путь к некоторым ответам.

Хотя страны Азии, Ближнего Востока и Латинской Америки, в целом, догоняют Запад по уровню дохода, бедное население продолжает оставаться бедным даже в таких странах, как Китай, где оно в некоторой степени выиграло от повышения уровня жизни.

С 1988-го по 2008 год, как обнаружил Миланович, доходы одного процента самых богатых людей мира выросли на 60%, а у пяти процентов самых бедных уровень доходов не изменился. И хотя медианный доход за последние десятилетия существенно повысился, значительный дисбаланс по-прежнему сохраняется: 8% населения земного шара зарабатывает 50% всех доходов в мире, а на долю самых богатых жителей планеты, которые составляют всего 1%, приходится 15% общего дохода планеты.

Значительнее всего увеличились доходы мировой элиты – руководителей финансовых структур и корпораций в богатых странах – и многочисленного «развивающегося среднего класса» в Китае, Индии, Индонезии и Бразилии. Кто же проиграл? По результатам исследования Милановича, это африканцы, отчасти латиноамериканцы и население посткоммунистических стран Восточной Европы и бывшего Советского Союза.

Соединенные Штаты являют собой для планеты наиболее мрачный пример. И поскольку столь во многом Америка «ведет за собой мир», если другие страны решаются следовать ее образцам, это вряд ли приведет к положительным последствиям в будущем.

С другой стороны, усиливающееся неравенство доходов и имущества в Америке частично является тенденцией, которую можно наблюдать во всем западном мире. Исследование, проведенное в 2011 году Организацией экономического развития и сотрудничества, обнаружило, что неравномерность в распределении доходов впервые начала увеличиваться в конце 70-х – начале 80-х в Америке и Британии (а также Израиле). Эта тенденция начала распространяться в конце 80-х.

За последнее десятилетие неравенство доходов возросло даже в традиционно эгалитарных государствах вроде Германии, Швеции и Дании. За несколькими исключениями (Франция, Япония и Испания) доходы 10% наиболее богатых людей в самых развитых экономических державах значительно выросли, в то время как 10% населения с наиболее низкими доходами отстали еще больше.

Тем не менее, тенденция не была повсеместной или неизбежной. В тот же временной промежуток такие страны, как Чили, Мексика, Турция и Венгрия, сумели сократить неравенство в доходах (иногда довольно значительное), дав нам основания предположить, что неравенство – продукт политических, а не только макроэкономических факторов.

Неправда, что неравенство – неизбежный побочный продукт глобализации, свободного перемещения рабочей силы, капитала, продуктов и услуг и технологических изменений, при которых преимуществом пользуются более квалифицированные и более образованные сотрудники.

Среди наиболее развитых стран Америка имеет самые ужасающие различия в доходах и возможностях, которые ведут к разрушительным макроэкономическим последствиям. ВВП США за последние 40 лет вырос в четыре раза и практически удвоился за последнюю четверть века. И все же, как ныне хорошо известно, все блага ушли наверх – на самый-самый верх.

В прошлом году на один процент американцев с наибольшими доходами приходилось 22% всего дохода страны, а люди, входившие в самый верхний 0,1% по шкале дохода, зарабатывали 11% всего дохода страны. 95% всего роста доходов с 2009 года произошло за счет одного процента богатейших американцев. Недавно опубликованные данные переписи населения доказывают, что медианный доход в Америке оставался неизменным на протяжении почти четверти века. Среднестатистический американец зарабатывает сейчас меньше, чем 45 лет назад, с учетом поправки на инфляцию. Американцы, окончившие среднюю школу, но не имеющие диплома об окончании вуза, зарабатывают почти на 40% меньше, чем четыре десятка лет назад.

Неравенство доходов в Америке начало расти 30 лет назад одновременно со снижением налогов для богатых людей и упрощением регулирования в финансовом секторе. И это не случайное совпадение. Неравенство еще более усилилось после того, как были снижены инвестиции в нашу инфраструктуру, в системы образования и здравоохранения, а равно и в системы социального обеспечения. Растущее неравенство углубляется, разъедая нашу политическую систему и демократическое правление.

Между тем Европа, похоже, слишком старательно стремится следовать дурному примеру Америки. Объятия «жесткой экономики» – от Британии до Германии – ведут к высокому уровню безработицы, сокращению заработных плат и усилению неравенства. Такие чиновники, как, например, Ангела Меркель, только-только переизбранный канцлер Германии, и Марио Драги, президент Европейского центрального банка, станут уверять, что проблемы Европы являются результатом чрезмерного финансирования социальной сферы.

Но подобный стиль мышления вел Европу только к экономическому спаду или даже к депрессии. То, что экономика, вероятно, вступает в стадию оживления после экономического кризиса, что экономический спад, по «официальным данным», преодолен, не принесет утешения 27 миллионам безработных в Европейском союзе. По обеим сторонам Атлантики сторонники «жесткой экономики» говорят: «Продолжайте двигаться вперед, это горькая пилюля, которую необходимо принять, чтобы прийти к благоденствию». Но к благоденствию для кого?

Цена неравенства

Джозеф Стиглиц

Америка любит думать о себе как о стране равных возможностей, и многие воспринимают ее в том же свете. Но, в то время как все мы можем привести примеры американцев, которые самостоятельно вознеслись на вершину, в действительности нужно ориентироваться на статистические данные: насколько шансы человека в жизни зависят от доходов и образования его родителей?

В настоящее время эти цифры показывают, что американская мечта является мифом. В Соединенных Штатах на сегодняшний день меньшие возможности по сравнению с Европой, как, впрочем, и с любой другой промышленно развитой страной, для которой имеются подобные статистические данные.

Это одна из причин, из-за которых в Америке самый высокий уровень неравенства в сравнении с другими развитыми странами, и этот разрыв увеличивается. В 2009-2010 годы «восстановления» 1% верхушки получающих доход в США получил 93% роста доходов. Другие показатели неравенства – такие как богатство, здоровье и продолжительность жизни, находятся на том же уровне, если не хуже. Четкая тенденция наблюдается в концентрации доходов и богатства у верхушки, размывании среднего класса и росте нищеты в низших слоях.

Одно дело, если бы высокие доходы верхушки были бы результатом больших вкладов в развитие общества, но Великая рецессия показала совсем другое: даже банкиры, которые привели мировую экономику, а также свои собственные фирмы, на грань разорения, получили очень большие бонусы.

Более пристальный взгляд на верхушку открывает непропорциональную роль погони за рентой: некоторые из них получили свои богатства путем исполнения монопольных властных полномочий, другие - это высшее руководство, которое воспользовалось недостатками в системе корпоративного управления, чтобы заполучить себе чрезмерную долю прибыли корпораций; третьи же использовали политические связи, чтобы извлечь выгоду от щедрот правительства – либо чрезмерно высоких цен на то, что правительство покупает (медицинские препараты), либо чрезмерно низких цен на то, что правительство продает (права на добычу минеральных ресурсов).

Кроме того, часть из этих богатств в области финансов получается за счет эксплуатации бедных, через хищническое кредитование и злоупотребления в сфере кредитования с помощью кредитных карт. В таких случаях верхушка обогащается напрямую за счет тех, кто находится внизу.

Ситуация могла бы быть лучше, если бы хотя бы немного срабатывал принцип просачивания богатства сверху вниз – старая идея о том, что все выигрывают от обогащения верхушки. Но на сегодняшний день большинство американцев находятся в худшем положении, с более низким реальным доходом (с поправкой на инфляцию), чем они были в 1997 году, полтора десятилетия назад. Все выгоды от роста ушли наверх.

Защитники неравенства в Америке утверждают, что бедные и представители среднего класса не должны жаловаться. В то время как они, возможно, получали меньшую долю пирога, чем раньше, пирог рос так быстро, благодаря вкладу богатых и сверхбогатых, что размеры их куска на самом деле увеличиваются. Доказательства, опять же, категорически противоречат этому. В действительности Америка росла значительно быстрее в десятилетия после второй мировой войны, когда она росла вместе, чем она растет начиная с 1980 года, когда она начала расти раздельно.

Такая ситуация не должна удивлять, если вы понимаете источники неравенства. Погоня за рентой искажает экономику. Рыночные силы тоже играют определенную роль, но рынки формируются политикой, и в Америке, с ее квазикоррумпированной системой финансирования избирательных компаний и вращающихся дверей между правительством и промышленностью, политика формируется деньгами.

Например, закон о банкротстве, который отдает привилегированное положение производным ценным бумагам над всем остальным, но не позволяет освобождать от выплаты студенческих долгов, вне зависимости от того, насколько неадекватным было полученное образование, обогащает банкиров и ведет к обнищанию низов. В стране, где деньги бьют демократию, такое законодательство стало предсказуемо частым.

Но растущее неравенство не является неизбежным. Есть страны с рыночной экономикой, которые работают с целью улучшения одновременно и роста ВВП, и уровня жизни большинства граждан. Некоторые из них даже сокращают неравенство.

Америка платит высокую цену за продолжение движения в противоположном направлении. Неравенство приводит к снижению темпов роста и меньшей эффективности. Отсутствие возможностей означает, что ее самый ценный актив – люди ‑ не используется в полной мере. Многие люди из низших слоев, или даже среднего класса, не могут полностью реализовать свой потенциал, потому что богатые, нуждающиеся только в немногих предоставляемых государством услугах и обеспокоенные тем, что сильное правительство может перераспределить доходы, используют свое политическое влияние, чтобы снизить налоги и сократить государственные расходы. Это приводит к недостаточным инвестициям в инфраструктуру, образование и технологии, что препятствует двигателям роста.

Великая рецессия усугубила неравенство, потому что произошло сокращение основных социальных расходов, а высокий уровень безработицы оказал понижающее давление на заработные платы. Кроме того, и Комиссия экспертов Организации Объединенных Наций по реформам международной валютно-финансовой системы, исследуя причины Великой рецессии, и Международный валютный фонд предупредили, что неравенство ведет к экономической нестабильности.

Но, самое главное, неравенство в Америке подрывает ее ценности и индивидуальность. Когда неравенство доходит до таких крайностей, неудивительно, что его последствия проявляются в каждом государственном решении, от проведения денежно-кредитной политики до бюджетных ассигнований. Америка стала страной не с «правосудием для всех», а с фаворитизмом для богатых и справедливостью для тех, кто может себе это позволить, что хорошо проявилось в потере прав на выкуп закладных во время кризиса, когда крупные банки считали, что они слишком велики не только, чтобы обанкротиться, но и чтобы быть привлечёнными к ответственности.

Америка больше не может, как раньше, считать себя страной равных возможностей. Но так не обязательно должно быть: еще не поздно восстановить американскую мечту.

http://www.project-syndicate.org/commentary/the-price-of-inequality/russian

Стиглиц против банкиров

Евгений Уткин

Джозеф Стиглиц напоминает доброго профессора из тех, кто никогда не поставит двойку студенту. Впрочем, он и есть профессор Колумбийского университета. Он успел поработать у Билла Клинтона председателем комитета экономических советников, а затем на посту вице-президента и главного экономиста Всемирного банка. С последней должности ему, говорят, пришлось уйти из-за того, что слишком активно критиковал МБРР и МВФ за их неверную политику в России и Юго-Восточной Азии. Оставив все эти должности, в 2001 году он получил Нобелевскую премию «за анализ рынков с несимметричной информацией». И продолжил преподавать.

Он и сам «несимметричный», нонконформист. Он специально ездил в Северную Африку и страны Ближнего Востока, посетил лагерь тунисских протестующих, разговаривал с молодыми египетскими революционерами на площади Тахрир в Каире. Был в Испании, чтобы пообщаться с испанскими indignados (негодующими), поддержал акцию «Захвати Уолл-стрит» в Нью-Йорке. Несмотря на высокие награды и международную известность, поговорить со Стиглицем оказалось нетрудно. Достаточно было купить его книгу и немного постоять в очереди, чтобы он ее подписал.

– Профессор Стиглиц, вы поддержали движение «Захвати Уолл-стрит». Почему?

– Я недавно опубликовал статью под названием «Из 1%, для 1% и посредством 1%», в которой говорил о росте неравенства в США. 1% населения контролирует более 40% богатства и получает более 20% доходов. И часто эти, из одного процента, вознаграждаются так щедро не потому, что они сделали больший вклад в общество, а потому что они успешные (а иногда и коррумпированные) искатели ренты, легкой наживы. А на улице находятся те, которые сами написали: «Нас 99%». Впрочем, я такой не один. Даже профсоюз полиции был за протестующих.

– Что нужно делать, чтобы сократить это неравенство? Изменить налоговую систему?

– Такие налоговые системы, в которых миллиардеры вроде Уоррена Баффета платят меньше налогов (в процентном отношении к его доходу), чем его секретарь, или в которых спекулянты, помогающие обрушить мировую экономику, облагаются налогом по более низким ставкам, чем те, кто работает, конечно, надо менять. Но это непросто сделать, так как лобби у них достаточно сильное.

– Кажется, вы недолюбливаете банкиров. Почему?

– Как я уже говорил, потому что финансовый рынок у нас слишком свободный. Банки перестали выполнять свою функцию стимулирования бизнеса, и вместо этого занимаются спекуляцией.  Причем, мы имеем систему, в которой банкиров спасают, в то время как тех, на кого они охотятся, оставили на произвол судьбы. 

Каждый день мы читаем на страницах New York Times или других газет о новом финансовом скандале. Герои этих скандалов клянутся, что не будут так больше делать. Проходит несколько месяцев, и снова то же самое. Банкиры сейчас снова зарабатывают бонусы, превышающие по размеру то, что большинство рабочих может заработать за всю жизнь. В это время молодые люди, которые усердно учились и играли по правилам, не могут найти работу. Причем, благодаря глобализации производство смещается туда, где стоит меньше: в Азию и Китай.

– То есть нужны новые правила регулирования финансовых рынков?

– Конечно, а то получается, что в финансах можно делать, что хочешь, а принести мегафон на манифестацию «Захвати Уолл-стрит» нельзя. У нас слаборегулируемые финансы доминируют над слишком управляемой демократии.

– Нужно менять и глобальную финансовую систему?

– Об этом давно говорят. Вы знаете, сначала в мире было золото, потом фунт, потом наступила эра доллара. А сейчас наступило другое время, и, например, на последнем заседании G20 Китай и Россия хотели поставить об этом вопрос, но Барак Обама наложил вето.

– Поговорим о европейском кризисе, Греции, Италии...

– Это кризис не только Греции или Италии. Это кризис всей Европы, кризис евро. И Европа не выйдет из этой ситуации, если не скоординирует на европейском уровне свою фискальную систему.

– Но сейчас и Греция, и Италия приняли программы жесткой экономии. Они помогут?

– Сокращение расходов, не подкрепленное другими мерами – это прямой путь к уничтожению страны. Главное, что сейчас нужно, это добиться роста экономики этих стран. А они практически не растут. Само по себе сокращение расходов бюджета, затягивание поясов ни к чему не приведет, только к полной рецессии.

– То есть, одних мер кредитно-денежной политики недостаточно?

– Да, это гораздо больше, чем финансовый кризис. И установить порядок в финансовой системе необходимо, но недостаточно, чтобы выйти из кризиса на стабильный рост. Кредитно-денежная политика не работает, вся надежда только на фискальную политику, которая должна стимулировать рост.

– Когда же мы сможем выйти из кризиса?

– Ситуация довольно плохая, мы вернемся к докризисным параметрам нескоро, может, через 10 лет (причем это еще оптимистичная оценка). Но потом человечество найдет решение, и мы добьемся процветания на более высоком уровне. Причем, для более широких слоев населения.

– Не кажется ли вам, что это высказывание напоминает лозунги строителей коммунизма? Мы тоже долго строили коммунизм, но так и не построили... И какое это решение?

Вместо ответа на последний вопрос профессор Стиглиц только лучезарно улыбнулся и попрощался.

http://slon.ru/world/stiglits-734199.xhtml

Глобализация протеста

Джозеф Е. Стиглиц – университетский профессор в Колумбийском университете, лауреат Нобелевской премии в области экономики, а так же автор книги "Свободное падение: свободные рынки и погружение глобальной экономики".

Движение протеста, которое началось в Тунисе в январе и затем распространилось на Египет, а потом на Испанию, сегодня стало глобальным, с протестами на Уолл-стрит и в городах по всей Америке. Глобализация и новые технологии сегодня дают возможности общественным движениям преодолевать границы так же быстро, как это могут делать идеи. И социальный протест нашел благодатную почву везде: чувство того, что «система» пала, и убеждение, что даже в условиях демократии избирательный процесс не будет обеспечивать правильного положения вещей – по крайней мере, без сильного давления со стороны улицы.

В мае я посетил лагерь тунисских протестующих; в июле я разговаривал с испанскими indignados (негодующими); далее я отправился на встречу с молодыми египетскими революционерами на площадь Тахрир в Каире, а несколько недель назад говорил с участниками акции «Захвати Уолл-стрит» в Нью-Йорке.

Существует некоторая общая тема, выраженная в движении «Захвати Уолл-стрит», которую можно выразить в простой фразе: «Нас 99%». Этот лозунг перекликается с названием моей статьи, описывающей огромный рост неравенства в США: 1% населения контролирует более 40% богатства и получает более 20% доходов. И те, кто находятся в этом разреженном слое, часто вознаграждаются так щедро не потому, что они сделали больший вклад в общество, – бонусы и спасительные меры практически разрушили это оправдание неравенства – а потому что они, прямо скажем, успешные (и иногда коррумпированные) искатели ренты.

Во всем мире политическое влияние и антиконкурентная практика (часто поддерживаемая через политику) сыграли ключевую роль в увеличении экономического неравенства. Налоговые системы, в которых такие миллиардеры, как Уоррен Баффет, платят меньше налогов (в процентном отношении к его доходу), чем его секретарь, или в которых спекулянты, которые помогли обрушить мировую экономику, облагаются налогом по более низким ставкам, чем те, кто работает, чтобы получить свой доход, усилили эту тенденцию.

Исследования последних лет показали, насколько важны и как сильно укоренились понятия справедливости. Испанские протестующие и протестующие других стран правы в своем возмущении: мы имеем систему, в которой банкиров спасают, в то время как тех, на кого они охотятся, оставили на произвол судьбы. Хуже то, что банкиры теперь вернулись за свои столы, зарабатывая бонусы, которые превышают то, что большинство рабочих может заработать за всю жизнь, в то время как молодые люди, которые усердно учились и играли по правилам, не видят перспектив трудоустройства.

Рост неравенства является продуктом порочного круга: богатые искатели ренты используют свое богатство, чтобы сформировать законодательство для защиты и увеличения своего богатства – и свое влияние. Верховный суд США в своем пресловутом решении относительно «Citizens United» дал волю корпорациям использовать свои деньги для влияния на направление политики. Однако в то время как богатые могут использовать свои деньги, чтобы распространять свои взгляды, на улице полиция не позволит мне обратиться к протестующим «Захвати Уолл-стрит» через мегафон.

Контраст между зарегулированной демократией и нерегулируемыми банкирами не остался незамеченным. Однако протестующие находчивы: они повторили то, что я сказал через толпу, чтобы все могли слышать. И, чтобы не прервать «диалог» хлопаньем, они использовали красноречивые сигналы рукой, чтобы выразить свое согласие.

Они правы: что-то не так в нашей «системе». Во всем мире у нас есть недостаточно использованные ресурсы: люди, которые хотят работать, машины, которые стоят без дела, здания, которые пустуют, – и огромные неудовлетворенные потребности: борьба с бедностью, содействие развитию, переоборудование экономики для борьбы с глобальным потеплением, если назвать некоторые из них. В Америке, после того как за последние годы было отнято более семи миллионов домов, у нас есть пустые дома и бездомные люди.

Протестующих подвергли критике за отсутствие повестки дня. Но критика не учитывает сути протестных движений. Они являются выражением недовольства электоральным процессом. Они являются сигналом тревоги.

С одной стороны, сегодняшние протестующие просят немного: шанс использовать свои навыки, право на достойный труд за достойную зарплату, более справедливую экономику и общество. Их надежды эволюционные, а не революционные. Однако с другой стороны, они просят многое: демократию, в которой люди, а не доллары, имеют значение, а также рыночную экономику, которая делает то, что она предположительно должна делать.

Всё это связано: как мы видели, рынки без ограничений приводят к экономическим и политическим кризисам. Рынки работают так, как они должны, только когда они работают в рамках соответствующих постановлений правительства. А рамки могут быть созданы только в демократии, которая отражает общие интересы – не интересы одного процента. Самое лучшее правительство, которое могут купить деньги, уже не подходит.

http://www.project-syndicate.org/commentary/stiglitz144/Russian

The Globalization of Protest

Одна цитата дорогого стоит

Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц пишет в книге "Крутое пике" по поводу долгового кризиса в развитых странах:

«Очевидно, что страны обречены на катастрофу, если они сокращают расходы, а также в том случае, если они этого не делают».

Сюрприз от Стиглица

25-го июля Общественный форум "Движения 15 мая" проводил собрание в преддверии пешего марша в Брюссель. Неожиданно перед несколькими сотнями участников появился нобелевский лауреат по экономике Джозеф Стиглиц. В своем выступлении он поддержал протестующих и пожелал им удачи. Среди прочего, он сказал, что в последние три года обсуждение проблем экономики подчинено идеям интересантов, не базирующимся на экономической науке, и что нынешние протесты предоставляют возможность интегрировать интересы экономики и социальной справедливости.

Это может закончиться катастрофой

Джозеф Стиглиц, профессор Колумбийского университета, лауреат Нобелевской премии

По мнению Стиглица, главная проблема современной экономической политики в том, что виновники кризиса сохранили свои посты и продолжают верить в уже провалившиеся модели управления.

Джозеф Стиглиц уже не первый десяток лет критикует либеральную экономическую политику в США, которую в 1990-е гг. международные финансовые институты насаждали по всему миру. От своих взглядов он не отступал и в тот недолгий период, когда работал во Всемирном банке. «Китай, который, без сомнения, являет собой пример наиболее успешного развития среди стран с низким уровнем доходов населения, не следовал многим из предписаний Вашингтона», — говорил экономист в 1999 г. перед уходом в отставку с поста главного экономиста МБРР. Спустя девять лет американские финансовые проблемы, которые постоянно критиковал Стиглиц, спровоцировали глобальный экономический кризис, а Китай стал второй по величине экономикой мира. На прошлой неделе Стиглиц выступал на ежегодном инвестиционном форуме «Тройки диалог», а потом поделился с «Ведомостями» своими впечатлениями от экономической ситуации в мире после финансового краха 2008 г.

— Нынешняя ситуация в мировой экономике напоминает начало 1970-х гг., хотя причины различны. Тогда мир столкнулся с энергетическим (эмбарго арабских стран на поставки нефти на Запад), продовольственным (скачок цен на сельхозпродукты), экономическим (стагфляция) и денежным (крах Бреттон-Вудской системы фиксированных валютных курсов и привязки доллара к золоту) кризисом. Сейчас цены на многое сельхозсырье на историческом пике, цена нефти может пойти еще выше, что подорвет экономический рост, а инфляция уже ускоряется во многих странах, бумажные валюты обесцениваются и доверие к ним падает. Каковы могут быть последствия, можно ли предотвратить новый шок?

— Я думаю, что нельзя говорить о мире в целом, необходимо поделить его на части. И это самое интересное, но и самое сложное в нынешней ситуации. Я полагаю, что впервые в современной истории заметная часть мира чувствует себя очень неплохо, а еще одна заметная часть мира с трудом пробивается, чувствует себя плохо.

Развивающиеся рынки растут фактически беспрецедентными темпами. В Индии — 8-9%, в Китае — 10-11%. И наиболее удивительная вещь в этом росте — ему не помешал кризис. Ведь считалось, что рост экономики Китая обеспечивал экспорт, и как эта экономика могла расти, когда произошел обвал на рынках сбыта? Я думаю, что из этого можно извлечь серьезный урок, даже несколько.

Первый: надо понять, что речь идет о странах, у которых обширный внутренний рынок. Да, экспорт был мотором, который помог им попасть туда, где они сейчас находятся, а теперь они начинают развивать внутренние рынки, а внутренние рынки этих стран так велики, что рост их экономики может продолжаться — независимо от того, что происходит в экономике США и Европы.

Второй: в чем-то растущие рынки превзошли промышленно развитые страны. Так, в вопросах финансового регулирования и монетарной политики ЦБ Индии, Бразилии, Китая показали себя лучше, чем ФРС США. Это хорошо — потому что возникает уверенность, что они смогут при необходимости пережить очень тяжелые и сложные ситуации.

Прямо сейчас существует риск в США и до некоторой степени в Европе, что мы отстанем от остального мира. У нас безработица.

Высокие цены на сырье, которые в нынешней ситуации помогают России, Бразилии, одновременно создают инфляционное давление в США. Если в развивающихся странах продукты питания и электроэнергия занимают большую часть потребительской корзины, то в США продукты и электроэнергию даже не включают в ключевой показатель базовой инфляции.

Среднему американцу сложно это принять, но быстрого изменения курса не произойдет. Монетарные органы будут стремиться стимулировать рост экономики. К сожалению, пока они не достигли в этом заметных успехов. Несмотря на стимулирующую фискальную политику, скорее всего, в обозримом будущем в США сохранится высокий уровень безработицы, экономический рост будет слабым, а инфляционное давление — слегка усиливаться.

— Китай — спаситель мировой экономики или новый пузырь?

— Растущие рынки достаточно сильны, чтобы расти, даже если в США и Европе роста не будет. Но не достаточно для того, чтобы помочь с решением каких-то проблем США и Европе, потому что США и Европа не производят еще в достаточном количестве того, что может потребить, например, Китай.

Если жители Китая начнут потреблять больше, им потребуется образование (китайское), здравоохранение (китайское), промышленные товары (сделанные в Китае), жилье (построенное в Китае). Увеличившийся китайский спрос не сильно поможет реконфигурации американской экономики.

Я думаю, что рост экономики Китая — реальный, пузыря нет. Вопрос в том, может ли реальному росту повредить пузырь в каком-нибудь секторе, как, например, это было с рынком недвижимости в США. Хочу обратить внимание, что в США рост экономики в основном наблюдался за пределами реального сектора. Накануне кризиса до 40% корпоративных прибылей приходилось на финансовый сектор, где все было надуто, 40% инвестиций приходилось на недвижимость — и все это было вложено в пузырь.

В Китае экономический рост реален. Уровень жизни поднимается, экспорт растет, производство растет. Есть еще различие между Китаем и США. В США пузырю помогла бесконтрольная раздача кредитов. И это привело к обвалу в финансовом секторе. Люди получали ипотеку без первоначального взноса. Это было очень рискованно, так как в случае малейшего снижения цен кредитор оказывался в убытке.

Китай во многом более ответственно подходит к выдаче ипотечных кредитов, там гораздо больше ограничений на ипотеку и еще более серьезные ограничения, когда речь идет о втором и третьем жилье. Так что даже в случае схлопывания пузыря последствия в Китае будут не такими серьезными.

И еще. У нас в США есть люди, принимающие решения, определяющие политику. Предположим, что есть. [Бен] Бернанке, [Алан] Гринспэн. Когда надувался пузырь — думали ли они об этом, волновались ли, делали ли что-нибудь? Похоже, они просто верили в свободный рынок и в то, что свободный рынок решит их проблемы. Хотя было очевидно, что пузырь есть. В Китае люди, принимающие решения, были очень озабочены. Не размером пузыря, а тем, какие меры надо принять. И поэтому в Китае, думаю, пузырь в недвижимости или любом другом секторе в случае схлопывания не может помешать росту экономики в целом.

— Экономику сегодня пытаются лечить теми же средствами, что вызвали кризис, — увеличением кредитования и денежного предложения. К чему это может привести и есть ли альтернативные способы ее стимулирования?

— Я думаю, что проблема в том, что люди, которые сохранили свои посты, те самые люди, которые привели к кризису, они слишком верят в экономические модели, которые доказали свою непригодность. Бернанке говорил, что не видит проблем с экономическими моделями. Если вы считаете, что модель, которая не работает, — хорошая модель, то есть реальный риск, что вы ошибаетесь.

Я очень критически отношусь к «количественному смягчению» (quantative easing). Я понимаю, что эти люди были обеспокоены тем, что довели до кризиса, и чувствовали свою ответственность и потому желали что-либо сделать. К сожалению, иногда делать что-то — значит приносить больше вреда, чем пользы. Quantative easing не поможет восстановлению американской экономики. Но оно вызывает нестабильность за границей, на развивающихся рынках. Деньги идут туда, где они нужнее. И таким образом могут надуваться сырьевые пузыри, которые затем отразятся и на США. Получается, то, что мы делаем, — во вред США.

Мы можем сделать не так уж много. Решить проблемы, существующие в банковской системе. Оказать давление на банки, чтобы они кредитовали мелкий и средний бизнес (они это делают, но в недостаточной мере), вместо того чтобы торговать деривативами и кредитными дефолтными свопами, направлять деньги в другие страны. И надо заметить, что пришло время для проведения активной фискальной политики.

Люди, принимающие решения в США, явно не имеют представления, что делать, это может закончиться катастрофой.

— Джинн инфляции уже выпущен из бутылки? Как с нею бороться? Если ужесточить денежную политику, можно помешать неустойчивому пока экономическому росту. Кроме того, можно ли таким способом убрать из экономики всю избыточную ликвидность?

— Когда такой вопрос задали по ТВ председателю ФРС, тот ответил: «Мы полностью контролируем инфляцию, не волнуйтесь». Мне кажется, что большинство американцев смотрят на это так — вера в политика зависит от того, насколько он может делать то, о чем он говорит. У меня его самоуверенность вызывает сомнения. Если бы в свое время удалось обуздать кризис — но этого не было. Если бы не было пузыря — а он был. В США принято очень верить ФРС.

Я думаю, что они не будут намеренно позволять инфляции достичь высокого или среднего уровня. Я полагаю, что инфляция будет умеренной. Это слишком серьезная проблема. Я считаю, что их намерения находятся в правильной плоскости. Разница между наличием инфляции и взлетом инфляции в том, что у нас все еще слишком высокий уровень безработицы. Безработице уделяется особое внимание. Я встаю на сторону людей, считающих, что безработица — более серьезная проблема. Плохо только, что создается громадный избыток ликвидности. Для начала мы имели $1 трлн ипотечных кредитов, а теперь еще добавляем гособлигации на $600 млрд.

Люди спрашивают — насколько это рискованно с точки зрения инфляции? В настоящее время не существует особого риска для США, есть риск для остального мира, но нас мало волнует остальной мир. Наши банки не дают кредитов американцам, чтобы те занимались производством в Америке. Если нет инвестиций в Америке, то из-за избытка ликвидности растет инфляционное давление в Америке, а этого нам не нужно. Я об этом сказал раньше.

Радует то, что ситуация может перемениться, причем довольно быстро. Банки могут начать выдавать кредиты, ослабится инфляционное давление. ФРС может столкнуться с другой сложной проблемой — так как ее возможность защитить экономику довольна слаба, если она начнет принимать меры преждевременно в случае опасения перед вторым дном кризиса или замедленным восстановлением экономики. Есть вероятность, что ФРС будет принимать меры вовремя. В моем представлении главный риск — если ФРС начнет делать это слишком рано, испугавшись инфляции, что в результате приведет к новому замедлению экономического роста.

— Центр экономического и политического влияния смещается из развитых в ведущие развивающиеся страны. Как будет идти этот процесс, как мир может выглядеть через 10-20 лет?

— Я думаю, что мир развивается в направлении сильных перемен в глобальном ландшафте. Для США будет очень сложно привыкнуть к новой картине мира. США после Второй мировой войны были единственной сверхдержавой, доминировавшей в экономике. Многие американцы ожидали, что так будет всегда, таковы правила игры.

Не совсем, но в отдельных вопросах США доминировали в глобальной экономической политике. Но надо помнить, что это было просто стечение обстоятельств. Например, в 20-е гг. XIX в., около 190 лет тому назад, на долю Индии и Китая приходилась почти половина мирового ВВП. Это привело к колониализму, территориальным договоренностям, промышленной революции в Европе, политическим проблемам в Китае и Индии. Дисбаланс между Азией и Европой увеличивался. Привело это к тому, что на страны, в которых проживает 50% населения мира, приходилось только около 10% ВВП.

Сложилась странная ситуация. Ее надо было исправить. Китай стал уже второй экономикой мира, а к 2050 г. может стать крупнейшей мировой экономикой. Мы не знаем точно когда, но через 15-25-30 лет нам все-таки придется осознать, что мир изменился.

Пока настрой таков: большинство американцев привыкли считать, что в нашей стране более высокая производительность труда и эффективность и вообще все лучше, чем в любой другой. Так что они хуже нас в любом секторе. Они не понимают, что одна страна превосходит в одном секторе, другая в другом и т.д. Известно, что в Японии уже многие годы делают лучшие автомобили. Германия, например, превосходит всех в кухонной бытовой технике и суперавтомобилях. Мы знаем, что наша система среднего образования не очень хороша в последнее время, есть проблемы с инфраструктурой. И страны, которые делают серьезные инвестиции в образование, инфраструктуру, высокие технологии, обеспечивают собственное будущее.

Зато США обладают серьезным превосходством в сфере высшего образования — можно сказать, что наши университеты доминируют в своем секторе рынка. Хотя проблемы с финансированием сильно ударили по некоторым университетам. Одна из проблем состоит в том, что у нас в стране есть деньги, но мы тратим их неправильно.

http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/254507/eto_mozhet_zakonchitsya_katastrofoj_dzhozef_stiglic