Индустрия лжи: как Израиль становится мировым изгоем

Израиль последовательно превращают в пугало для всего мира, в чудовище, по определению виновное во всех бедах и несчастьях.

Как может ученый с академической степенью и одновременно журналист заявлять в престижном лондонском журнале, что Израиль делает то же самое, что и нацисты? Более того, он считает, что Израиль «модернизировал» процесс, драматически повысив смертность палестинских младенцев.

50% европейцев верят в то, что Израиль обращается с палестинцами так же, как нацисты обращались с евреями. Сионизм сегодня приравнивается к фашизму и терроризму.

«Это страшно, – говорит израильский журналист Бен-Дрор Ямини. – Ложь побеждает. В последние годы она стала огромной индустрией, день за днем, час за часом выпускающей свою продукцию».

США, Мексика, Чили, Бангладеш, Италия, Перу, Боливия, Малайзия, Испания, Франция – где только ни проходили в течение последних нескольких недель антиизраильские демонстрации. Сам Израиль тоже не стал исключением. Здесь демонстранты несли издевательские плакаты: «ЦАХАЛ – самая этичная террористическая организация в мире».

Израиль превращается или уже превратился в абсолютное зло, которому можно вменить всё что угодно: убийства детей, государственный террор, геноцид…

Ямини приводит бесчисленные примеры «товаров», сошедших с этого конвейера. Среди них цитаты из академических источников, из СМИ, из высказываний и публикаций всевозможных специалистов, в действительности не выдерживающих испытания фактами. Истина – не главное, если речь идет об Израиле…

Особый консультант Совета ООН по правам человека проф. Ричард Фальк заявил в 2013 году, что Израиль намеревается произвести геноцид палестинского народа. В тот год было убито 30 палестинцев, большинство из них – террористы. За ложь об «израильских преступлениях» с высокой трибуны или с медиа-страниц, практически, никто не несет ответственности.

Возникла новая мода: «Бей Израиль!» Его вовсю демонизируют, из него делают самую большую опасность для благополучия мира. А между тем, в 30-е годы прошлого века, перед Второй мировой, в том же свете выставляли евреев…

По данным Ямини, в 2011 году известная английская газета “Guardian” упоминала Израиль в среднем по три раза в день. Это вдвое чаще, чем Ирак, где тогда было убито более четырех тысяч человек, многие – английскими солдатами.

Уважаемый элитарный журнал “London Review of Books” опубликовал 92 статьи об Израиле, из них негативных – 91. Кстати, бóльшую их часть написали израильтяне и евреи.

Все цифры свидетельствуют о том, что Израиль подвергается беспрецедентному количеству обвинений, по сути своей, являющихся наветами.

Совсем недавно издание “Independent” опубликовало материал, в котором Израиль был назван «Сообществом детоубийц» (“the child murdering community”). Давайте проверим: в 2004 году, по признанным теми же журналистами данным медицинского журнала “Lancet”, 36% убитых во время вторжения в Ирак составляли дети, не достигшие 15-летнего возраста. Относительно Израиля самые строгие оценки этого показателя – 16%. Тем не менее, никто не называет англичан детоубийцами и не призывает к бойкоту Британии.

Фактические материалы, собранные Бен-Дрором Ямини за последние годы, потрясают воображение. Он глубоко погрузился в мировую компанию по промывке мозгов, постепенно превращающую Израиль в чудовище. Оказывается, это оно виновато в терактах 11 сентября. Каким образом? Очень просто: США поддерживали Израиль и потому заплатили страшную цену…

Нигер, Сомали, Афганистан, Йемен, Пакистан, Ирак, Сирия – десятки и сотни тысяч погибли в этих и других странах на протяжении кровопролитных конфликтов, но виновен в бедах мира почему-то Израиль.

Возможно, дело все-таки в том, что к демократическому государству, естественным образом, предъявляются повышенные требования? Однако израильские нарушения прав человека и ребенка, нападения на невинных граждан и пр. не идут ни в какое сравнение с теми же преступлениями «просвещенных» государств. Чего стоит одна только бойня в Фаллудже или сотни тысяч гражданских лиц, убитых в Чечне? А разве блок НАТО в 1999 году не бомбил Белград? Разве в Косове не погибло больше людей – количественно и пропорционально?

А между тем, никто не запускал оттуда ракеты ни в Рим, ни в Париж, ни в Лондон, ни в Вашингтон.

Вот как сами представители Запада объяснили эти бомбардировки: «Чего вы хотите? Это они начали. На войне как на войне, ничего не поделаешь. Бывает, что достается дому престарелых или больнице…»

Факты роли не играют. Чуть ли не вся энергия правозащитных организаций всегда была обращена на Израиль. Это просто сумасшествие.

В 2010 году Совет ООН по правам человека принял 33 осуждающие резолюции, 27 из них – против Израиля. В 2012 году Генеральная ассамблея ООН приняла 26 осуждающих резолюций, из них 22 – против Израиля.

Ямини указывает также на тот факт, о котором большинству израильтян неизвестно. В ООН есть два агентства, занимающихся беженцами:

• UNHCR – Управление верховного комиссара ООН, оказавшее помощь примерно пятидесяти миллионам человек по всему миру, благодаря чему они перестали считаться беженцами.
• UNRWA (БАПОР) – Ближневосточное агентство ООН для помощи палестинским беженцам. Здесь почему-то установлены совсем другие стандарты и статусные определения. Даже если палестинец получил гражданство другой страны, он все равно остается беженцем – он сам, его дети, внуки и правнуки. Как результат, в UNRWA число номинальных беженцев растет не переставая.

Иными словами, поясняет Ямини, речь идет о механизме увековечения проблемы. Вместо того чтобы решать ее, рану всеми силами оставляют открытой, не забывая «прокачивать» через нее огромные суммы и средства.

Думаете, израильские инсинуации? Ничего подобного, палестинцы сами открытым текстом не раз признавались в этой стратегии, которая является для них отличным «козырем» в игре на уничтожение Израиля.

Нас губит то, что мы любим

Возможно, Олдос Хаксли был прав в своих подозрениях

Adme.ru: этот комикс составлен на основе книги «Развлекая себя до смерти» философа Нила Постмана, который критиковал СМИ и в частности – телевидение в информационную эру. Он сравнил идеи двух главных антиутопических романов прошлого века: «1984» Джорджа Оруэлла и «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли.

Проклятье переходных времен

Сначала просто почитайте эти цитаты, прежде чем узнать, чьи они…

• Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас сверх того и для воровства.
• Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать?
• Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления.
• Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
• Нет, видно, есть в божьем мире уголки, где все времена – переходные.
• Разделите сегодня всё поровну, а завтра неравенство все-таки вступит в свои права.
• Увы! Не прошло еще четверти часа, а уже мне показалось, что теперь самое настоящее время пить водку.
• Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд.
• Крупными буквами печатались слова совершенно несущественные, а всё существенное изображалось самым мелким шрифтом.
• Всякому безобразию свое приличие.
• Цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие – для того, чтобы законодатели не коснели в праздности.
• Просвещение внедрять с умеренностью, по возможности избегая кровопролития.
• – Кредит – это когда у тебя нет денег… Понимаешь? Нет денег, и вдруг – клац! – они есть!
  – Однако если потребуют уплаты?
  – Чудак! Ты даже такой простой вещи не понимаешь! Надобно платить – ну, и опять кредит! Еще платить – еще кредит! Нынче все государства так живут!
• В словах «ни в чем не замечен» уже заключается целая репутация, которая никак не позволит человеку бесследно погрузиться в пучину абсолютной безвестности.
• Страшно, когда человек говорит и не знаешь, зачем он говорит, что говорит и кончит ли когда-нибудь.
• Многие склонны путать два понятия: Отечество и Ваше превосходительство.
• Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют…
• Талант сам по себе бесцветен и приобретает окраску только в применении.

Русский писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826–1889)

Почему наше будущее зависит от чтения

14 октября выдающийся английский писатель Нил Гейман (Neil Gaiman) прочитал в Лондоне замечательную лекцию о пользе чтения. Вот основные выдержки.

Людям важно объяснять, на чьей они стороне и почему, а также пристрастны ли они. Это своего рода декларация интересов. Итак, я собираюсь поговорить с вами о чтении. О том, что чтение художественной литературы, чтение для удовольствия является одной из самых важных вещей в жизни человека.

Однажды в Нью-Йорке я услышал разговор о строительстве частных тюрем. Это стремительно развивающаяся индустрия в Америке. Тюремная индустрия должна планировать свой будущий рост – сколько камер им понадобится? Каково будет количество заключенных через 15 лет? И они обнаружили, что могут предсказать всё это очень легко, используя простейший алгоритм, основанный на данных о том, какой процент 10-11-летних не может читать. И, конечно, не может читать для своего удовольствия.

В этом нет прямой зависимости, нельзя сказать, что в образованном обществе нет преступности. Но взаимосвязь между факторами видна.

Я думаю, что самые простые из этих связей происходят из очевидного.

Грамотные люди читают художественную литературу.

У художественной литературы есть два назначения.

Во-первых, она открывает вам зависимость от чтения. Жажда узнать, что же случится дальше, желание перевернуть страницу, необходимость продолжать, даже если будет тяжело, потому что кто-то попал в беду, и ты должен узнать, чем это всё кончится… В этом есть настоящий драйв. Это заставляет узнавать новые слова, думать по-другому, продолжать двигаться вперед. Обнаруживать, что чтение само по себе является наслаждением. Единожды осознав это, вы на пути к постоянному чтению.

Простейший способ гарантировано вырастить грамотных детей – это научить их читать и показать, что чтение – это приятное развлечение. Самое простое – найдите книги, которые им нравятся, дайте им доступ к этим книгам и позвольте им прочесть их.

Все дети разные. Они находят нужные им истории и входят внутрь этих историй. Избитая затасканная идея не избита и затаскана для них. Ведь ребенок открывает ее  для себя впервые. Не отвращайте детей от чтения лишь потому, что вам кажется, будто они читают неправильные вещи.

И второе: художественная литература порождает эмпатию. Когда вы смотрите телепередачу или фильм, вы смотрите на вещи, которые происходят с другими людьми. Художественная проза – это что-то, что вы производите из 33 букв и пригоршни знаков препинания, и вы, вы один, используя свое воображение, создаете мир, населяете его и смотрите вокруг чужими глазами. Вы начинаете чувствовать вещи, посещать места и миры, о которых вы бы и не узнали. Вы узнаете, что внешний мир – это тоже вы. Вы становитесь кем-то другим, и по возвращении в свой мир что-то в вас немножко изменится.

Эмпатия – это инструмент, который собирает людей вместе и позволяет вести себя не как самовлюбленные одиночки.

Вы также находите в книжках кое-что жизненно важное для существования в этом мире: ему не обязательно быть именно таким. Всё может измениться.

В 2007 году я был в Китае, на первом одобренном партией конвенте по научной фантастике и фэнтези. В какой-то момент я спросил у официального представителя властей: почему? Ведь НФ не одобрялась долгое время. Что изменилось?

Всё просто, сказал он мне. Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но  они ничего не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками.

Когда всё – незачем

Дмитрий Быков о современной русской литературе и жизни

Повествовательные техники современной русской прозы старомоднее, чем в позапрошлом веке. Выстраивать увлекательный сюжет с неожиданным финалом русская проза никогда толком не умела, но сейчас разучилась и тому, что наработали советские беллетристы. Живых героев, имена которых становились бы нарицательными, у нас нет уже лет двадцать.

Есть смысл поговорить о причинах такого положения дел, но боюсь, что и причина общеизвестна: отсутствие мотивации. За прозу обычно берешься, надеясь либо решить мировую проблему, либо справиться с интересной технической задачей, либо, на худой конец, позабавить читателя и заработать денег. Но всё это надо делать всерьез, а не спустя рукава. В современной же России спустя рукава работают даже опричники, у которых есть, по крайней мере, садомазохистские или материальные стимулы. Все прочие настолько непрофессиональны, что анализировать их действия унизительно.

Там, где слово ничего не весит, у автора нет стимула… Сегодня слово стоит так мало, а попрание простейших правил так тотально и очевидно, что вкладываться в столь сомнительное занятие, как поиск смысла или борьба с пороками, не станет и самый упертый идеалист.

Писание хорошей литературы – удовольствие для очень немногих, и сегодня число писателей почти совпадает с числом читателей.

Строительство утопии, увлекательный рассказ, расправа с пороками – всё это возможно там, где человек знает, зачем живет. В современной России сама постановка такого вопроса приравнивается к экстремизму, ибо создание качественного текста само по себе нарушает гомеостазис (его у нас называют стабильностью). Всё сколько-нибудь качественное сегодня является политическим вызовом, ибо главная примета времени – государственная установка на посредственность.

Выход из этой ситуации очевиден: начнется жизнь – появится и литература. Нельзя бесконечно жевать русские вопросы – они неизменны в последние пять веков. Нельзя повторять один и тот же круг – он надоедает и читателю, и писателю, и стороннему наблюдателю. Все слова сказаны, а ситуация неизменна. Никакому айпаду, айфону, интернету не обновить российскую ситуацию, в которой «новых людей» не было со времен «Что делать».

Русской прозе не о чем говорить – всё сказано. А чтобы двинуться в глубь героя – нужен этот герой. Производственный роман нельзя написать без производства. Семейную сагу невозможно написать в условиях полного разложения семьи – а климат в обществе, прежде всего моральный, таков, что людям трудно просто терпеть друг друга.

Всё – незачем. Любое движение, как в цугцванге, ухудшает ситуацию: нам как бы уютно в этой грязце и воньке, а если мы шевельнемся, то, не дай бог, случится революция.

Точно так же и хорошую детскую литературу почти невозможно писать там, где нет образа будущего: хотим мы того или нет, но дети – все-таки будущее, а мы о нем ничего не знаем и знать не хотим…

Полный текст

Книги делают нас умнее и добрее

Недавно профессор философии Ноттингемского университета Грегори Карри заявил в New York Times, что нам не следует утверждать о том, что литература делает нас лучше в человеческом плане. Он считает, что «нет убедительных доказательств того, что люди становятся лучше в нравственном или социальном отношении, если они читают Толстого» или другие хорошие книги.

На самом же деле такие доказательства существуют. Канадские ученые – психолог из Йоркского университета Рэймонд Мар (Raymond Mar) и почетный профессор когнитивной психологии из университета города Торонто в своих работах, опубликованных в 2006 и 2009 годах, утверждают, что люди, активно читающие художественную литературу, способны лучше понимать других людей, сопереживать им и смотреть на мир с их позиций.

Эта взаимосвязь подтвердилась даже после того, как ученые изучили вопрос с другой стороны, предположив, что чуткие и способные к сопереживанию люди предпочитают читать больше художественной литературы. В ходе исследования, проведенного в 2010 году, Мар получил аналогичные результаты у детей младшего возраста: чем больше книг им читали, тем более убедительными были результаты, подтверждающие их «теорию сознания» или модель психического состояния другого человека.

В отличие от беглого поверхностного чтения, которое мы используем в интернете, «внимательное, вдумчивое чтение» – навык, который может скоро исчезнуть. Мы должны во что бы то ни стало сохранить этот метод чтения подобно тому, как мы храним ценное историческое здание или величайшее произведение искусства. Его исчезновение поставит под угрозу умственное и эмоциональное развитие поколений, растущих в интернете, а также приведет к исчезновению важнейшей части нашей культуры – романов, стихов и других видов литературы, оценить которые могут лишь читающие люди, мозг которых в буквальном смысле натренирован именно для их восприятия.

Недавние исследования в области когнитивной науки, психологии и нейробиологии показали, что внимательное, вдумчивое чтение – неспешное, с эффектом присутствия, позволяющее отмечать малейшие подробности и вызывающее множество тончайших ощущений, сложное по своему эмоциональному и нравственному воздействию – это особое, уникальное умение, которое совсем не похоже на обычную расшифровку слов. И хотя, строго говоря, для вдумчивого чтения обычная книга не требуется, заданные рамки печатной страницы необыкновенным образом способствуют именно такому внимательному вдумчивому чтению. Например, отсутствие в печатной книге гиперссылок избавляет читателя от необходимости принимать решение – нажимать на ссылку или нет, благодаря чему читатель может всецело погрузиться в содержание книги.

Такое погружение или эффект присутствия становится возможным благодаря механизмам, с помощью которых головной мозг воспринимает и обрабатывает язык повествования, богатый тончайшими деталями, иносказаниями и метафорами. Они формируют образное представление, которое воздействует на те же самые участки головного мозга, которые включались бы, если бы описываемое событие происходило в реальной жизни. Эмоциональные ситуации и нравственные сомнения, составляющие основу художественной литературы, также являются эффективным способом тренировки мозга – благодаря им мы как бы проникаем в головы и души вымышленных персонажей и приобщаемся к их мыслям и чувствам. Более того, как утверждают ученые, эти процессы повышают наши способности к сопереживанию в реальной жизни.

Вряд ли что-либо подобное происходит, когда вы просто прокручиваете мышкой информацию на сайте. И хотя это действие мы тоже называем чтением, все-таки вдумчивое чтение книг и просмотр материалов в интернете с целью извлечения информации это совсем разные вещи. Они оказывают на человека совершенно разное воздействие, производят на него абсолютно иное впечатление и развивают совершенно разные навыки.

Ученые получают всё больше доказательств того, что онлайн-чтение, по всей видимости, менее увлекательно и доставляет меньше удовольствия – даже так называемым «обитателям цифровых джунглей», которые только так и привыкли читать.

Например, Британский национальный фонд грамотности (National Literacy Trust) в прошлом месяце опубликовал результаты исследования, проведенного среди 34,910 детей в возрасте от 8 до 16 лет. Ученые выяснили, что 39% детей и подростков читают каждый день, используя электронные устройства, и лишь 28% из них ежедневно читают с листа. Среди тех детей, которые читают только с экранов, в три раза меньше таких, кто получает от чтения большое удовольствие, и на треть меньше тех, кто смог назвать свою любимую книгу. Сравнив детей, которые читают только электронные материалы и тех, кто читает как печатные, так и электронные книги, ученые пришли к выводу, что в первой группе в два раза меньше детей, которые относят себя к любителям чтения, т.е. читают больше других.

Дэвид Фостер Уоллес: о циничных временах и о свободе отдавать

Дэвид Фостер Уоллес – американский писатель, прославившийся романом «Бесконечная шутка» на более чем тысячу страниц. Признанный классик американской литературы, переводившийся на многочисленные языки. Долго страдал от депрессии и в 2008 году покончил с собой в возрасте 46 лет.

В десятилетии, описываемом в «Бесконечной шутке», американцы уже поступились своими свободами. Действие книги происходит в ближайшем будущем, то есть буквально в самом ближайшем. Хотя с уверенностью этого сказать нельзя: в начале 21 столетия все, от частных автомобилей до нумерации лет, субсидируется торговыми компаниями. Поэтому годы в новом столетии обозначаются не номерами, а названиями товаров.

Есть и другие серьезные изменения: например Мексика, США и Канада объединились в Организацию Североамериканских Наций (ОНАН), жители которой именуются онанитами, а Северная Новая Англия превращена в огромную свалку под названием Большая Впадина. Сюжет книги закручен вокруг любительского авангардного фильма под кодовым названием «Зрелище», который настолько захватывает зрителей, что они впадают в кому, не в силах оторваться от экрана. За обладание этим фильмом борются спецслужбы и квебекские террористы, пытающиеся выкрасть его, чтобы использовать как психотропное оружие в борьбе с американскими экспериалистами.

Критики говорят, что это не только самый длинный, но и самый «умный» американский роман за последнюю четверть века. Громадный манускрипт объявили Великим Американским Романом уже в 1996 году, сразу же после выхода.

Именно такой роман Уоллес и собирался написать. Как он признается в одном из интервью: «Как ни банально это звучит, я хотел сделать что-то реально американское, написать про то, каково жить в Америке во время Миллениума».

Жить в Америке во время Миллениума, по мнению Уоллеса, довольно печально. Если сжать все американские проблемы, о которых пишет Уоллес, в одно слово, этим словом будет консюмеризм. Это не только американская проблема, весь мир заражен потребительской болезнью, везде концерты, книги и гуманитарные акции называют в честь торгующих тянучками корпораций, а смысл жизни сводится к покупке новой квартиры, машины или мобильника.

Из интервью 2006 года

– Многие думают, что общество вообще и искусство в частности становятся всё более консюмеристскими, особенно с начала 90-х.

– Америка, как все знают, страна многочисленных противоречий. Большое противоречие существует, в том числе, между очень агрессивной формой капитализма и консюмеризма и тем, что называется моральной или гражданской позицией.

Уже много лет все знают, что задача бизнеса – зарабатывать деньги, но раньше люди этого немного стеснялись. В какой-­то момент – не знаю, были это 90-е или 80-е, – большая часть этого конфликта исчезла, и теперь мы чествуем коммерциализм, консюмеризм и маркетинг. Это почти не сбалансировано ни каким-­нибудь стыдом, ни осознанием, что на самом деле консюмеризм и коммерция – лишь малая часть человеческой жизни.

Мне не кажется, что жизнь большинства людей в Америке исчерпывается потреблением, но потребления в ней стало определенно больше, чем 30 или 40 лет назад.

– Вы считаете это опасной тенденцией? Ваша книга описывает консюмеризм довольно саркастически.

– Ситуация развивается так, что корпорации нанимают очень умных рекламщиков, и в Америке индустрия рекламы нашла множество способов донести свой месседж до населения. В 60-х и 70-х никто и представить себе не мог, в каком море рекламы мы будем плавать.

Что будет дальше? Я не могу сказать с уверенностью. В Америке и, видимо, в большинстве стран Западной Европы существует определенная проблема: корпорации становятся всё более могущественными – и в культурном и в политическом смысле. Сейчас в Америке, чтобы избраться в какой­-нибудь орган власти, нужно очень много денег. У корпораций денег гораздо больше, чем у граждан, корпорации делают пожертвования, в результате чего у них оказывается еще больше власти – замкнутый круг.

Корпорации становятся всё сильнее. Они состоят из людей, у них юридический статус человека, но при этом нет ни совести, ни души. У корпораций есть единственный интерес, а у людей их много, и обогащение – лишь один из них. Поэтому мы сталкиваемся со всё возрастающим искажением американских ценностей, когда всё сводится к покупкам и продажам, в то время как в реальности домашняя и внутренняя жизнь людей требует гораздо большего – например, счастья или целостности.

– Популярный русский писатель Виктор Пелевин как­-то сказал, что главным героем современного кино и поп­-литературы является черный чемоданчик с деньгами. Зритель в основном следит за его судьбой, от него зависит судьба остальных персонажей. Вы согласны с тем, что современная массовая культура слишком увлеклась деньгами?

– Я слышал о Пелевине, и всё, что я о нем слышал, указывает на то, что это очень умный и проницательный человек. По крайней мере, здесь, в Америке, мы живем в очень циничные времена.

Так что если герой художественного произведения очень добродетелен, люди считают, что он притворяется таковым – в погоне за деньгами или признанием.

Одним из следствий так называемой эры постмодерна является следующее: все видели так много притворства, что теперь американские читатели и писатели всё считают притворством, стратегическим или тактическим. Видимо, и в самом деле в такие циничные времена считается, что люди ценят исключительно деньги и верят только в деньги, в особенности в большие деньги, и только за них люди готовы сражаться и умирать.

Это очень грустная ситуация. Мне кажется, что нации проходят через периоды идеализма и цинизма, и сейчас в Америке и Европе, по крайней мере в Западной Европе, период предельного цинизма.

– Вы не представляете себе, какой циничный период сейчас в России. Уж во всяком случае не меньше, чем в Западной Европе.

– Очень странно наблюдать, как точно эта отдача, или взрыв коммерциализма, в таких странах как Россия, отражает развитие капитализма в Америке, которое, правда, было очень медленным и происходило на протяжении большей части ХХ века, когда капиталистические, коммерческие и консюмеристские ценности становились всё более и более ярко выраженными и всё менее и менее сбалансированными другими ценностями, в которые люди сегодня больше не верят.

Нет, это сильное упрощение. Не то что люди больше не верят в нематериальные ценности – они просто думают, что никто, кроме них, не верит в эти ценности, что всё это просто обман и техника продаж. Все очень боятся, что их надуют, и верят в то, что в этой связи необходимо быть предельно циничными и расчетливыми. Поэтому в Америке сейчас такие мрачные, депрессивные, злые времена. Определенно худшие, на моей памяти.

– Считается очевидным, будто человечество становится всё более и более просвещенным. Но ХХ век, кажется, был самым жестоким в истории человечества. Невозможно поверить в то, что где­-то до 70-х годов одни люди делали с другими, и что до сих пор люди делают с животными. Как вы считаете, существует ли вообще морально-этический прогресс, или прогресс бывает только техническим?

– Несомненно, технология и экономические механизмы прогрессировали, и поэтому стало возможным причинять ужасные страдания людям и животным. Одним из самых ужасных современных явлений, о которых не любят упоминать, является феномен «промышленного ведения сельского хозяйства». В Америке, по экономическим причинам, потому что это дешевле, зверей выращивают в таких огромных количествах, в таких тесных помещениях, в таких ужасных условиях, что если допустить, что их нервная система способна к страданию, это вызывает настоящий ужас.

Большинству американцев этот вопрос не интересен, большинство американцев верит в существование моральной иерархии, в которой интересы людей стоят выше всего. Я часто спорю по этому поводу с друзьями. Дело не только в убийстве огромного множества животных, но и в том, что их заставляют жить так, что ни один из их инстинктов не работает, так, что каждый момент их жизни представляет собой страдание и пытку, – только ради того, чтобы фунт мяса стоил на 50 центов дешевле. По-моему, это чудовищно.

С другой стороны, по крайней мере в Америке, всех нас сводит с ума наше профессиональное стремление быть справедливыми ко всем, старание никого не исключить и не дискриминировать. И в некоторых отношениях Америка добилась прогресса в понимании, например, того, как ужасно обращались с черными американцами, как несправедливо относились к женщинам, как дискриминировали инвалидов в самых простых вещах, таких как лестницы.

То, что происходит в Америке сейчас – еще одна обратная реакция. Быть справедливым ко всем так дорого и трудно, и оборачивается таким количеством судебных тяжб, и так много людей воют о своих ущемленных правах, что многие правые и многие бизнесмены просто хотят вскинуть руки вверх и сказать: «Черт бы с ним со всем! Давайте вернемся к закону джунглей: все против всех. Я сильнее, тем хуже для тебя».

Всё очень непросто. Я лично думаю, что, поскольку технологии и экономические механизмы стали столь изощренными, сейчас могут совершаться такие жестокости, которые были непредставимы две или три сотни лет назад. Поэтому на нас лежат большие моральные обязательства изо всех сил пытаться развить в себе сочувствие, милосердие и эмпатию.

Из чего следует, что Америка сейчас переживает очень плохие времена, поскольку американский электорат в большинстве своем просто не заинтересован сегодня в таких вещах.

Кстати, о судебных процессах Уоллес написал один из самых известных своих рассказов «Философия и зеркало природы». Это внутренний монолог молодого человека, везущего мать к адвокату: она судится с пластическим хирургом, изуродовавшим ее лицо. Молодой человек тоже собирается подавать апелляцию: его засудили родственники вора, который залез к герою в гараж, случайно разбил стоявший там террариум и был искусан ядовитыми пауками.

– В одной китайской сказке 16-го или 17-го века герой, у которого злые люди отняли буквально всё, отправляется в подземный мир, призвать на помощь духов. Не чтобы они помогли ему отомстить, а чтобы свидетельствовали на его стороне в суде. Как раз в это время Китай не смог выдержать соревнования с европейскими странами – возможно, из-за своей чрезвычайной бюрократизированности. Может ли современная мода судиться по любому поводу быть опасной для Америки?

– Во всем мире знают, в каком ужасном состоянии находится американское здравоохранение. И одна из причин, почему оно находится в таком состоянии, одна из причин, почему оно такое дорогое – то, что врачи должны покупать страховку от неправильного лечения. Потому что на них постоянно подают в суд, эти страховки так дороги. И лечение дорожает, и получается замкнутый круг.

В Америке мы живем в культуре, которая предполагает, что у людей есть права и они не должны друг друга эксплуатировать. У нас есть система законов, и поэтому когда кому-то кажется, что с ним обошлись нечестно, он идет в суд за компенсацией. Это, конечно, много лучше, чем если бы он взял ружье и пошел к своим обидчикам, чтобы застрелить их и их семью. Но все эти обращения в суды быстро доходят до абсурда.

Поэтому многие правые и многие корпорации хотят провести так называемую деликтную реформу. Они хотят, чтобы подавать иски о денежной компенсации стало труднее. И чтобы размеры компенсации имели пределы, четко оговариваемые в законе.

Всё это звучит прекрасно, пока не понимаешь, что, какой бы смехотворной ни была нынешняя система, это одна из очень немногих вещей, защищающих обычных граждан от корпораций. Предположим, вы не заботитесь о том, насколько продаваемое вами мясо соответствует санитарным нормам, и вы убиваете моего ребенка, потому что мясо, которое вы мне продали, содержало кишечную палочку. Иск – одна из очень немногих вещей, которыми я могу навредить вашей компании достаточно сильно, чтобы в ее интересах стало поддерживать высокие стандарты качества мяса. Потому что, если она не будет этого делать, ее засудят так, что она обанкротится.

Это действительно жуткая проблема. Потому что пугает и деликтная реформа, и нынешнее положение дел. Столько людей злоупотребляют судебной системой, столько исков по пустяковым поводам.

Но корпорации очень богаты. Они могут нанять сотни адвокатов, и на самом деле многие из исков граждане проигрывают. Потому что адвокаты корпораций готовы затягивать процесс так долго, что продолжать его для истца становится слишком дорого. Корпорации получат возможность терроризировать людей, которым действительно навредили, и заставлять их отказываться от исков.

Такова цена жизни в более или менее открытом обществе – легко сойти с ума от всего этого. Каждый может найти способ злоупотребления свободами, и задача общества – пресечь злоупотребления, не ущемив самих свобод.

Особенно это видно сейчас в Америке в связи с вопросом, можно ли пытать террористов, нарушая Женевскую конвенцию. Некоторые правые утверждают, что опасность для жизни американцев так велика, что она перевешивает права обвиненных, и тогда те из нас, кто слева – а я, боюсь, очень даже слева, – говорят: «Даже если вы правы, это слишком дорого. Мы не можем разрешить пытки, ибо что если у нас будет президент еще хуже вас, который решит пытать своих политических противников».

Понимаете, в таком случае мы, по сути, получим ГУЛАГ. Так что же нам делать? Я не знаю. Вопрос деликтной реформы – это вопрос, какое лобби в Вашингтоне сильнее: корпоративное или адвокатское. На самом деле способ, которым разрабатываются сейчас эти законы, настолько коррумпирован и настолько подвержен влиянию корпораций, что все принимающиеся законы подчиняются лишь экономическим интересам. Сейчас всё сводится к этому чемоданчику с деньгами.

– Избирательное использование демократии действительно пугает.

– Да, очень пугает. Людям в других странах будет омерзительно слышать, как наши лидеры бьют себя в грудь и кричат о защите демократии и свободы, систематически урезая права и свободы, которые только и сделали эту страну особенной и интересной в последнюю пару сотен лет.

В Америке сейчас идет серьезная война, и это действительно страшно.

Шведский стол

В 1908 году русский писатель Александр Куприн поделился своими впечатлениями о поездке в Финляндию, где он познакомился с традиционным шведским столом.

* Шведский стол – вид самообслуживания в ресторанах и кафе, отличающийся тем, что посетители за единую усредненную плату получают любое количество блюд по своему выбору из числа предлагаемых, выставленных в зале.

Любые намеки и аналогии были бы здесь произвольными, и все же любопытно сравнить современные реалии с тем, что происходило сто лет назад.

Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить. Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом.

Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой.

Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам. Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому – словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами.

– Вот дурачье так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов… Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово – чухонцы.

А другой подхватил, давясь от смеха:

– А я… нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул.

– Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!

И тем более приятно подтвердить, что в этой милой, широкой, полусвободной стране уже начинают понимать, что не вся Россия состоит из подрядчиков Мещовского уезда Калужской губернии.

Александр Куприн, «Немножко Финляндии»

На что будет похожа школа будущего?

Две книги, которые пытаются заглянуть в школу завтрашнего дня

«Как привить желание учиться»

Традиционные уроки, когда учитель, сидя за столом, передает свои знания ученикам, определенно изменятся. На что будет похожа школа через десять лет? Ален Сотто и Вариниа Оберто позволяют немного приоткрыть завесу будущего. Отрывки из книги «Как привить желание учиться» ("Donner l'envie d'apprendre").

Школа в ее нынешнем виде должна пройти через серьезные изменения, что в первую очередь связано с разрывом между тем, какой, по нашему мнению, должна была быть школа (общедоступность, равенство возможностей), и тем, чем она стала. Эта школа несправедлива к самым слабым ученикам, чей уровень неуклонно падает, а также хорошим ученикам, которым она не может дать больше пищи для ума и возможностей для самосовершенствования. Традиционные уроки, когда учитель, сидя за столом, передает знания ученикам, должны исчезнуть или же кардинальным образом измениться. Нацеленное на среднего ученика образование больше не соответствует духу времени: среди учеников наблюдается все больше культурных и социальных особенностей, их уровень и ожидания все сильнее разнятся. Такой чрезмерно однородной системе не удается привести учеников к знаниям, дать толчок их внутреннему развитию.

В результате борьбы различных педагогических систем, а также распространения компьютерных технологий и интернета традиционная школа оказалась в тупике или же просто переживает поворотный момент, готовится к грядущим переменам. Существующие инновации и попытки придать новую значимость процессу обучения уже сейчас обрисовывают очертания школы будущего. Эта школа будет сопереживать ученику. В ней он будет чувствовать себя комфортно. Там преподаватели будут ценить его и стремиться развить его таланты. Различия станут синонимом богатства, а ученик естественным образом обретет свое место в разнородных группах, где будут учиться люди всех возрастов. В основу таких групп ляжет сотрудничество, опека, готовность выслушать других, ответственность.

В такой школе будут признавать особенности ребенка, его личные качества и поставленные им самим задачи, которые будут не менее важны, чем планы учителей и родителей. Его научат правильно оценивать себя, мыслить, искать путь к успеху в жизни.

Учителю нужно будет нащупать равновесие между передачей информации ученикам и ролью провожатого на пути поиска знаний.

Развитие ученика будет опираться на концепцию успеха, которая учитывает не только оценки. В новой школе никто не будет стремиться к немедленным результатам. Успех станет синонимом личных задач, владения собой, умения преодолеть себя.

Раз информационные технологии играют ключевую роль, учитель будет стремиться направить ученика так, чтобы его опыт, общение в сети и поиск в интернете стали не самоцелью, а трамплином для независимого мышления.

Наконец, эта школа не будет поддаваться стремлению дать ученикам знания соответственно потребностям рынка. Если она позволит им приобрести необходимый комплекс знаний и умений, то тем самым освободит их мысль. Она будет бороться с сиюминутными утилитарными знаниями и стремиться к настоящим познаниям, которые формируются постепенно, шаг за шагом. Новая школа задумается о культуре и интеллектуальном богатстве ученика и взрослого человека, которым он станет.

Золотые правила

• Развивать независимость и стремление работать
• Четко установить то, что подлежит и не подлежит обсуждению
• Развивать любознательность и интерес к учебе
• Развивать культуру
• Поощрять вопросы
• Поощрять личные особенности
• Развивать критическое восприятие
• Создать условия для совместной и личной работы
• Внимательно наблюдать за жизнью и учебой ребенка
• Предложить ребенку возможные сценарии будущего

Ален Сотто (Alain Sotto), педагог, специалист по стратегиям обучения детей и взрослых

Вариниа Оберто (Varinia Oberto), педагог и писатель, специалист по методологии обучения детей, которые испытывают трудности в школе

http://www.inosmi.ru/world/20130407/207704383.html

Education : à quoi ressemblera l'école du futur ?

«Счастливое детство»

Счастливое детство – это подарок, который надо бережно вручить подрастающему поколению, от всего сердца, ничего не навязывая, но и не упуская. Наше неоперившееся будущее смотрит нам в глаза, и мы не имеем права подвести его.

Подлинная задача, стоящая сегодня перед системой просвещения, – это не столько передача знаний, сколько обеспечение детей социальными навыками, которые помогут им преодолеть разобщенность, подозрительность и недоверие в обществе.

Это кажется невероятным: наше воспитание родом из прошлых столетий, и оно претендует на то, чтобы готовить детей нового века к жизни в глобальном мире. Разве это не абсурд?

До позапрошлого века в нашем мире не существовало института под названием «школа». Немногих детей обучали частные учителя, а остальные в подавляющем большинстве жили с родителями, перенимали у них профессию, кормились ею, а впоследствии и сами передавали ее по наследству.

Но затем началась промышленная революция и потребовала безостановочного «конвейера», выпускающего рабочих для фабрик и заводов. С этой целью и была создана система, известная нам сегодня как «школьное образование». Достаточно даже беглого взгляда на то место, куда мы ежедневно отправляем своих детей, чтобы увидеть: за прошедшие века изменилось сравнительно немного. Классы по сорок человек, сидение за партами, длинные уроки, короткие перемены, огромные массивы знаний для зубрежки, централизованное перемещение из класса в класс, и т.д.

Даже если детали не совсем точны, происходящее сегодня в школьных стенах отражает лишь очень узкий аспект понятия «воспитания». Неслучайно Альберт Эйнштейн заметил, что «образование – это то, что остается у человека, когда он забывает всё, чему учился в школе». В принципе, школа старается подготовить ребенка к последующей учебе в университете, но не дает ему образования в полном смысле этого слова.

Давайте вернемся к более емкому термину «воспитание», обозначающему процесс формирования личности, мировоззрения и поведения каждого из нас. Воспитание не начинается и не завершается фронтальным уроком. Суть воспитания в том, чтобы научить ребенка – маленького человека – по-настоящему успешной жизни. Школа, обучающая, главным образом, затверживать материал, уже давно устарела. И в этом, возможно, главная причина, по которой наши дети проводят бóльшую часть учебного дня в ожидании, когда же он закончится.

Новое поколение живет и дышит неразделимым миром, быстрым и взаимосвязанным. Оно иначе мыслит, у него иные ощущения, иные желания. Нам кажется, что перед нами просто маленькие дети: «Что они понимают? Чего могут хотеть?» Но смотреть нужно вглубь, туда где прячется сокровенный порыв целого поколения, желающего понять: «Для чего?»

Дети сегодня уже не довольствуются назидательными сентенциями типа: «Ты должен вставать утром в школу и быть хорошим мальчиком. Потом ты вырастешь, начнешь работать, женишься, обзаведешься детьми, и всё у тебя будет хорошо». Они смотрят на созданный нами холодный, разобщенный мир – и не желают становиться его частью.

«Выращивание человека» – процесс по своему характеру не промышленный, а сельскохозяйственный, не механический, а органический. Как знает каждый начинающий фермер, чтобы собрать хороший урожай в конце года, надо сажать семена в благодатную почву. Точно так же, чтобы растить счастливых детей, необходимо обеспечить им соответствующие условия. Воспитание – это не усвоение знаний, а создание подходящего окружения, которое будет выхаживать детей и позволит им реализовать весь свой огромный потенциал.

*  *  *

Представьте себе группу из десяти детей и двух наставников, сидящих в школьном дворе под деревом и беседующих о жизни. Потом, отведав плотный завтрак, они вместе поют песни. Подкрепившись физически и морально, идут в класс, смотрят захватывающий фильм и обсуждают его. Когда тема исчерпана, возвращаются во двор и играют в социальные игры. Затем наступает полуденный отдых, после которого они встречаются, чтобы позаниматься такими предметами как: физика, химия, биология, литература, математика, а также графика, мультимедиа, сценарное и режиссерское искусство, видеомонтаж… И всё это – в легкой и приятной атмосфере, в сочетании с глубокими беседами о природе и жизни.

Если возникает проблема дисциплинарного характера, дети обсуждают ее между собой и вместе решают, как с ней справиться. Наставники слушают их, помогают, направляют, но выглядят при этом не «начальниками», наделенными властными полномочиями, а настоящими товарищами.

В дневном распорядке есть длительные перерывы – не крохотные «окошки», когда и в туалет-то сходить не успеешь, а полноценные «окна» по 30-60 минут, позволяющие детям хорошенько подвигаться, проветриться и «разгрузиться».

Раз в неделю они выезжают на природу, на море, в музей, в больницу или, скажем, на съемочную площадку какого-нибудь фильма – чтобы знакомиться с жизнью во всем ее многообразии.

Так дети в радости учатся до вечера и почти всегда с удивлением обнаруживают, что еще один учебный день подошел к концу. Ходить в школу так здорово, что они просто теряют чувство времени. Действительно, когда вы занимаетесь нелюбимым делом, пять минут тянутся как час, – но если вы делаете то, что вам нравится, час пролетает за пять минут. Верно? Ребенок возвращается домой, увлеченно делится с родителями впечатлениями от пережитого, и улыбка не сходит с его лица. Для него это был не долгий и тоскливый учебный день, а яркий праздник.

Нет, мы с вами говорим не о фильме с Робином Уильямсом. Так выглядит школа, которую нам надо создать, – школа жизни для наших детей. Не еще одна закоснелая модель, пытающаяся втиснуть в голову ребенка оторванный от его реалий материал. Школа жизни – это комплексная программа, формирующая человека и его мир. Здесь всё, так или иначе, относится к учебе, которая кажется ребенку радостным приключением. Пребывание в школе превращается для него в «хорошо приправленный салат», части которого сливаются в общий неповторимый букет вкуса: игры, товарищи, песни, танцы, еда, и вместе с тем беседы по душам, уроки по различным предметам и многое другое.

Во все категории школьного контента деликатно вплетается принцип взаимности и партнерства – основа общества. Этот принцип развивает у детей социальные навыки, а также учит их выстраивать правильное отношение к себе, к окружающим и к внешнему миру. В результате они способны видеть реальность как единый комплекс, единую, всеохватывающую картину. Она не делится на отдельные сегменты: «дом» и «школа», «я» и «мир», «разные учебные предметы», «любимый и нелюбимый учитель», «товарищи, с которыми я лажу, и с которыми нет». Напротив, все эти части соединяются для детей в одно целое, которое и называется «жизнь». Так день за днем ученики обретают знание о мире и о себе, по-настоящему развиваясь и получая удовольствие от каждого шага на этом пути.

Серия: Методика интегрального воспитания
Издательство: НФ «Институт перспективных исследований», 2012

Илья Винокур – докторант гуманитарных наук, лектор по теме воспитания, писатель, глава отдела интегрального воспитания и менеджер ассоциации "Растем в радости".

Анатолий Ульянов – сертифицированный гештальт-терапевт Европейской Ассоциации Гештальт Терапевтов, преподаватель психологии, тренер и преподаватель Международной Академии Лидерства, научный консультант многих телевизионных программ.

Татьяна Сандлер – профессиональный практикующий клинический психолог, автор научных работ и исследований в области организационной и детской психологии.

Марат Касимов – режиссер-педагог театра, актер театра "Школа драматического искусства", методист-воспитатель.

Павел Сысоев – аттестованный преподаватель методики интегрального образования и воспитания, методист. Имеет богатый практический опыт работы с группами детей разных возрастных категорий.

http://issuu.com/votvet.org/docs/schastlivoe-detstvo

Одержимый вселенской причинностью

Альберт Эйнштейн, «Мир, каким я его вижу»

Цитаты из книги

Какой странный выпал нам, смертным, жребий! Каждый из нас тут краткий гость. С какой целью мы не знаем, хотя думаем иногда, что ощущаем ее. Но без глубокого размышления знаем, что существуем для других людей, – знаем это из повседневной жизни. Прежде всего для тех, от улыбки и благополучия которых зависит наше собственное счастье, а затем для многих, незнакомых нам, к судьбе которых мы привязаны узами симпатии. Ежедневно, сто раз в день, я напоминаю себе, что в основе моей внутренней и внешней жизни лежит труд многих людей, живых и мертвых, и что я должен отдать той же мерой, что я получил и продолжаю получать…

Я думаю, что главные человеческие ценности – это не политические декларации, а творчество мыслящих и чувствующих личностей…

Когда человека излишне почитают, это, на мой взгляд, никогда не оправдано. Конечно, природа наделяет своих отпрысков дарами в разной мере. Однако, благодарение Богу, на свете много одаренных людей, и я совершенно убежден, что большинство из них живут скромно и обходятся без наград. И мне кажется вопиющей несправедливостью и даже дурновкусием безудержно восхищаться немногими избранными, приписывать им сверхчеловеческие качества ума и характера. Такой была моя судьба, и контраст между тем, как оценивала мои достижения и способности широкая публика, и реальным положением дел попросту нелеп…

Подлинная ценность человека в первую очередь определяется мерой и смыслом, в каких он сумел отрешиться от своего «я»…

Самое прекрасное, что только может выпасть нам на долю, – это тайна. Стремление разгадать ее стоит у колыбели подлинного искусства и подлинной науки. Тот, кто не знает этого чувства, утратил любопытство, неспособен больше удивляться, все равно что мертвый, все равно что задутая свеча…

Культура в своих высочайших проявлениях – тепличное растение, которое растет только в определенных условиях и цвести будет далеко не везде. Да и там, чтобы расцвести, ему нужен определенный уровень благосостояния, который позволит ничтожной доле населения трудиться над тем, что не связано непосредственно с поддержанием жизни. Кроме того, ему нужна моральная традиция уважения к культурным ценностям и достижениям, из почтения к которой классы, производящие продукцию, необходимую для жизнедеятельности, снабжают этот класс средствами к существованию…

Что касается человеческой свободы в философском смысле, в это я определенно не верю. Все действуют не только под принуждением внешних сил, но и сообразно с внутренней необходимостью…

Изобретательский гений человека за последние сто лет подарил нам столько благ, что если бы политическая организация поспевала за техническим прогрессом, жизнь стала бы счастливой и беззаботной. Но пока что все эти достижения, стоившие немалых трудов, в руках нашего поколения – все равно что бритва в руках трехлетнего ребенка…

По мне, человек, который находит удовольствие в том, чтобы маршировать в строю под звуки оркестра, уже достоин презрения. Головной мозг достался ему по ошибке – спинного было бы довольно. Эту болезнь цивилизации следует искоренить со всей возможной поспешностью. Героизм по приказу, бессмысленная жестокость, все эти гибельные глупости, творимые во имя патриотизма, – как же я их ненавижу! Война представляется мне мерзостью и злом, я бы лучше дал разрезать себя на мелкие кусочки, чем участвовал в столь отвратительном начинании…

Я совершенно убежден, что никакие богатства в мире не продвинут человечество по пути прогресса, даже если попадут в руки самого преданного борца за гуманность. Примеры великих характеров и чистых душ – вот единственное, что способно породить светлые идеи и благородные дела. А деньги лишь тешат самолюбие и всегда вводят владельцев в искушение использовать их во зло. Разве можно представить себе денежные мешки Карнеги в руках Моисея или Ганди?..

Среди самых глубоких научных умов едва ли найдешь человека, лишенного своего особого религиозного чувства. Однако это чувство отличается от религии профана. Для последнего Бог – существо, на чью благосклонность он уповает и чьего наказания страшится, сублимация чувства, подобного любви ребенка к отцу – существу, с которым он в определенной степени в родстве, – пусть даже это чувство сильно окрашено благоговением. Но ученый одержим чувством вселенской причинности. Будущее для него до последней мелочи столь же определенно и неизбежно, сколь и прошлое. В морали нет ничего божественного, это исключительно человеческое изобретение. Религиозное чувство ученого приобретает форму восторга и восхищения гармонией законов Природы: ведь за ними стоит разум, по сравнению с величием которого любые систематические размышления и действия человеческого существа – всего лишь смутное отражение…

Станислав Лем о современном кризисе

Современный глобальный мир требует от нас жить вместе, общими интересами. Однако мы не хотим этого. Душой мы еще в старом веке с его корыстным, потребительским взглядом на жизнь. О том, до чего может довести глобализация в условиях непреклонного эгоизма, знаменитый писатель-фантаст Станислав Лем с присущим ему юмором рассказал в шуточной повести «Воспитание Цифруши», где развернута яркая картина вынужденного объединения, каким оно не должно быть.

Один из персонажей повести, выходец с планеты Живля, рассказывает историю своей цивилизации, которую мы приведем здесь вкратце, начиная с того момента, когда планета столкнулась с перенаселением…

…Уже не во всякую пору можно было выйти из дому – столь плотной массой текли по улицам толпы. Демографы принимали резолюцию за резолюцией, каждое государство призывало соседей одуматься, а те то же самое, только наоборот. «Убеждение, одно лишь убеждение! – заявляли правительства. – Для того и трудились наши предки до кровавых мозолей, чтобы уже никто никогда никому не мог ничего запретить!»

В этом почти безвыходном положении на помощь живлянам снова пришла наука, как всегда, безотказная. Началось повсеместное внедрение технетики, то есть синтетической этики, искусственно разводимой, штампуемой и монтируемой как проводным, так и беспроводным манером.

Малышей спасали от давки в пустышечных резерватах, где места было навалом. Кроме того, уже в пеленки им вкладывали напоминайки, внедрявшие в умы уважение к ближним. Если бы и нашелся кто-нибудь, кто захотел бы обидеть ближнего хотя бы по переписке, укорялка тут же принялась бы его отговаривать, а подушечка-думка – нашептывать сквозь сон, чтобы он это дело бросил. Если же он, допустим, упорно стоял на своем, затыкал себе уши, обычные дидакторы разбивал, а бронированные обкладывал войлоком и домашними туфлями, то защиту неприкосновенности брали на себя фильтры агрессивных намерений. Напишет он, например, анонимку, а чернила разольются, почтовый ящик порвет письмо, в крайнем же случае предохранитель последней линии добросердечия заботливо разобьет адресату очки. Упрямец взбеленится, попробует нанести телефонное оскорбление, а телефон все ругательства отфильтрует; и если даже в припадке бешенства он погонится за ближним с палкой, та, имея в структуре своей добротизатор, сломается еще до удара!

Каждый с утра до ночи ломал себе голову, как бы околпачить фильтрацию и сделать ближнему то, что ему немило, ради чистого удовольствия. Вырос спрос на динамит и кумулятивные бомбы, а производство воска и войлока подскочило на восемьсот процентов. Это привело к эскалации социотехнических методов: бомбы взрывались бомбоньерками и благовонными букетами, а втолковники и укорилки гремели, как иерихонские трубы. Когда же самолеты начали выписывать в небесах назидательные сентенции, население бросилось раскупать картузы с длинным козырьком и темные очки.

Безумное наступило время. Воскрешальни трудились без передышки, особенно в обеденную пору; дело в том, что если затевающий что-то недоброе садился за стол, а макароны в тарелке складывались в назидательную надпись, то нередко он вместо супа проглатывал ложку, чтобы покончить с собой, раз уж не может покончить с ближним.

Борьба механизированной любви к ближнему с террористами и ревнителями личной свободы была, разумеется, лишь эпизодом на фоне по-настоящему серьезных событий. На планете шла куда более грандиозная, хотя и бескровная схватка – с демографическим потопом.

Развернулась лихорадочная миниатюризация всего, что только можно было уменьшить, от книг и газет до железных дорог. Однако работу редукционной промышленности затрудняли неизменившиеся размеры самих живлян. Снова раздались голоса ярых антинаталистов, которые миниатюризацию объявили тупиковым путем и домогались регулирования рождаемости. Но о таком грубейшем посягательстве на основные права живлян никто не желал и слышать. Лишь господствующим настроением умов можно объяснить легкость, с которой парламенты одобрили генженерный проект, известный под названием сокращенческого закона. Он предусматривал редукцию стандартного гражданина в масштабе 1:10. Разумеется, имелось в виду следующее поколение живлян.

…Впервые с незапамятных времен все наслаждались блаженным простором, а вдобавок ощущали необычайную легкость – ведь самые упитанные толстяки весили двести граммов. Но скептики и пессимисты пророчили, что от таких облегчений жди новых мучений.

И точно: катастрофическая давка возобновилась через каких-нибудь десять лет. Хотя главные генженеры-сократители понимали, что дальнейшая микроминиатюризация – лишь временный выход, ибо ей положит конец несжимаемая структура материи, они, тем не менее, были вынуждены решиться на шаг столь же радикальный, сколь и отчаянный, то есть на вторую редукцию в том же масштабе (1:10).

Следующее поколение живлян без пожарных лестниц не могло уже взобраться на дедовскую пепельницу, выставленную в историческом музее. Теперь наконец можно было вздохнуть полной грудью. Каждая грядка стала садом, клумба – девственной пущей.

На микроживлян обрушились поочередно три мировые войны – с мухами, комарами и муравьями. Даже самые древние старики не могли припомнить таких поражений, тем более что во время массированных комариных налетов с тыла ударили тараканы, выбравшиеся из городских подземелий. Их черный панцирь поначалу не брали танковые орудия, что нетрудно понять, приняв во внимание, что средний танк весил тогда пять граммов.

Хотя с помощью кумулятивных снарядов и термитных гранат в конце концов удалось одолеть даже самый толстый хитиновый панцирь, хотя враг устилал своими трупами землю, хотя трофеи были огромны – из павших жуков делали ванны, а перепончатокрылые годились на планеры, – истребить неприятеля без остатка не удалось. Поэтому были мобилизованы все техсредства, чтобы спешно накрыть города насекомостойкими куполами из стекловидной массы. Как пишут хронисты, тем самым на смену открытой миниатерре пришла замкнутая.

Впрочем, даже если бы удалось истребить всех насекомых (что было мечтой генеральных штабов), это не изменило бы печального обстоятельства, на которое большинство закрывало глаза, – а именно, что живляне в своем нынешнем облике не способны жить на открытой поверхности. Легчайший зефир валил их с ног, дождик затапливал, пташка могла заклевать на месте.

А между тем появились грозные симптомы перенаселения, уже хорошо известные: повсюду опять была давка, и отчаянье охватило умы. Разумеется, о регулировании рождаемости не приходилось и заикаться: раз уж ради спасения основного права живлянина было принесено столько – и каких еще! – жертв, это означало бы позорную капитуляцию, и уже по соображениям престижа любой иной выход казался предпочтительнее.

Лев Толстой о кризисе

Цивилизация шла, шла и зашла в тупик. Дальше некуда. Все обещали, что наука и цивилизация выведут нас, но теперь уже видно, что никуда не выведут, – надо начинать новое.

Думаю, что теперь, именно теперь, начал совершаться тот великий переворот, который готовился почти 2000 лет…

Внешние признаки этого я вижу в напряженной борьбе сословий во всех народах, в холодной жестокости богачей, в озлоблении и отчаянии бедных; бессмысленном, всё растущем вооружении всех государств друг против друга; в распространении неосуществимого, ужасающего по своему деспотизму и удивительного по своему легкомыслию учения социализма; в ненужности и глупости возводимых в наиважнейшую духовную деятельность праздных рассуждений и исследований, называемых наукой; в болезненной развращенности и бессодержательности искусства во всех его проявлениях; главное же – не только в отсутствии в имеющих наибольшее влияние на других какой бы то ни было религии, но в сознательном отрицании всякой религии   и   замене   ее   признанием   законности подавления слабых сильными и потому в полном отсутствии каких бы то ни было разумных руководящих начал в жизни.

Основная причина предстоящего переворота, как и всех бывших и будущих революций, – религиозная.

Под словом религия обыкновенно принято понимать или некоторые мистические определения невидимого мира, или известные обряды, культ, поддерживающий, утешающий, возбуждающий людей в их жизни, или объяснения происхождения мира, или нравственные, санкционированные   божеским   повелением   правила жизни. Но истинная религия есть прежде всего открытие того высшего, общего всем людям закона, дающего им в данное время наибольшее благо.

Еще до христианского учения среди разных народов был выражен и провозглашен высший, общий всему человечеству религиозный закон состоящий в том, что люди для своего блага должны жить не каждый для себя, а каждый для блага всех, для взаимного служения. Закон был провозглашен, и те люди, которые знали его, не могли не видеть всей его истинности и благотворности. Но установившаяся жизнь, основанная не на взаимном служении, но на насилии, до такой степени проникла во все учреждения и нравы, что, признавая благотворность закона взаимного служения, люди продолжали жить по законам насилия, которые они оправдывали необходимостью возмездия.

Бессознательная, а иногда и сознательная ошибка, которую делают люди, защищающие цивилизацию, состоит в том, что они цивилизацию, которая есть только орудие, признают за цель и считают ее всегда благом. Но ведь она будет благом только тогда, когда властвующие в обществе силы будут добрыми.

Очень полезны взрывчатые газы для прокладки путей, но губительны в бомбах. Полезно железо для плугов, но губительно в ядрах, тюремных запорах. Печать может распространять добрые чувства и мудрые мысли, но еще с бóльшим, как мы это видим, успехом – глупые, развратные и ложные. Вопрос о том, полезна или вредна цивилизация, решается тем, что преобладает в данном обществе – добро или зло. В нашем же христианском мире, где большинство находится в рабском угнетении у меньшинства, она есть только лишнее орудие угнетения.

Пора понять нам, что спасение наше не в продолжении того пути, по которому мы шли, и не в удержании всего того, что выработали, а в признании того, что мы шли по ложной дороге и зашли в трясину, из которой надо выбраться, и что нам не заботиться надо о том, чтобы удержать то, что мы несем, а, напротив, смело побросать всё то, наименее нужное, что мы тащили на себе, чтобы только как-нибудь (хоть на четвереньках) выбраться до твердого берега.

Всякий пузырь когда-нибудь лопнет

Искусство преувеличивать уже не считается роскошью в современном воспитании: оно входит в число обязательных предметов, совершенно необходимых для битвы жизни.

Преувеличивают все. Преувеличивают всё – от количества ежегодно продаваемых велосипедов до количества язычников, которые ежегодно обращаются в христианство, уповая на спасение души и обилие виски. На преувеличении зиждется наша торговля, наше искусство и литература, наша общественная жизнь и существование нашего государства.

Мы так низко пали, что теперь уже не только преувеличиваем, но и силимся поступать соответственно, чтобы оправдать нашу ложь. Мы называем это «поддерживать видимость». Сколько горечи в этой иронии и какой это удачный термин для обозначения нашего ребяческого безрассудства!

С течением времени, научившись этому фокусу, мы уже распускаем все паруса и сорим деньгами, как индийские раджи, или, вернее, делаем вид, что сорим, ибо теперь мы уже умеем покупать кажущееся на кажущееся и приобретать видимость богатства при помощи видимости денег. И милый старый «свет» (благослови его Сатана, как свое родное детище, – в чем я и не сомневаюсь – сходство неоспоримое, во всех деталях) смотрит и рукоплещет, и смеется нашей лжи, и поддерживает обман, и втайне радуется при мысли о том ударе, который рано или поздно должен нанести нам тяжкий, как у Тора, молот Истины.

И все веселятся, как на празднике ведьм, пока не забрезжит серое утро.

Истина и факты устарели, друзья мои. Они несовременны, ими способны жить только скучные и вульгарные люди. Мы все теперь поумнели. Что нам реальность! – подавайте нам видимость. Мы презираем серо-бурую твердую землю и строим нашу жизнь и наши воздушные замки в такой прекрасной с виду радужной стране грез и химер.

Для нас самих, засыпающих и просыпающихся по ту сторону радужного моста, в таком замке нет никакой красоты – один лишь холодный, влажный туман и вдобавок неотступный страх, что вот-вот золотое облачко растает и мы упадем на жесткую твердую землю и, без сомнения, ушибемся.

Но что такое наш страх, наше тяжелое самочувствие, когда наш призрачный замок в облаках кажется другим прекрасным и радужным! Труженики полей смотрят на нас снизу вверх и завидуют нам. Раз они убеждены, что нам стоит завидовать, как же нам не быть довольными. Ведь нас же учили жить для других, а не для себя, – и мы добросовестно поступаем так, как нас учили.

Да, Король Притворства – поистине могущественный самодержец. Так будем же строить храмы из черных теней, где можно поклоняться ему, надежно укрывшись от дневного света. Вознесем его высоко на бутафорском щите. Да здравствует наш трусливый, двоедушный владыка – достойный вождь для таких воинов, как мы. Да здравствует Царь Лжи, помазанник божий. Да здравствует бедный Король Видимости, перед которым весь мир преклоняет колени!

Но только эту видимость действительно надо «поддерживать». И даже очень старательно. В нашем бедном кумире нет ведь ни жил, ни костей. Будем же проводить свою жизнь в том, чтобы поддерживать его, служить ему, возвеличивать его, надувать его воздухом и ничем, пока он не лопнет – и мы с ним вместе.

Потому что всякий пузырь когда-нибудь да лопнет, особенно если он слишком уж раздулся. На то он и пузырь. Но пока что он властвует над нами, и мир, чем дальше, тем больше становится миром преувеличения, и лжи, и притворства, и тот, кто всех искусней преувеличивает, и притворяется, и лжет, – тот и больше и сильнее всех.

Батюшки! Как все мы кричим, бьем в барабан и восхваляем свой товар! И никто не верит ни единому нашему слову, и люди спрашивают друг друга: «Как нам узнать, который из этих хвастунов самый умный и самый великий?»

И отвечают друг другу: «Ни одного тут нет ни умного, ни великого. Умные и великие люди не здесь: им не место среди этих взбесившихся шарлатанов и крикунов. Люди, которых вы видите здесь, не более как горластые петухи. Кто из них кричит всех громче и дольше, тот, должно быть, и лучше всех: это единственное мерило их достоинств».

Что же нам остается делать, как не кричать по-петушиному? И тот из нас выше и краше всех, кто всех громче и дольше кричит, восхваляя себя на этой навозной куче, которую мы называем миром.

Джером К. Джером, «Часы»

Дикарь под крахмальными манишками

Джером К. Джером о воздействии окружения и о том, что современные ученые назвали «Эффектом Люцифера».

Гуляя по улицам германских городов, на каждом шагу встречаешь джентльменов с дуэльными шрамами на лице. Дети здесь играют «в дуэль» сначала в детской, потом в школе, а затем, будучи студентами, уже серьезно играют в нее от двадцати до ста раз.

Немцы убедили сами себя, что в этом нет ничего жестокого, ничего обидного, ничего унижающего. Защищая свои дуэли, они уверяют, что последние воспитывают в юношах смелость и хладнокровие. Если это и правда, то оно как будто бы лишнее в стране, где и без того каждый мужчина – солдат.

В сущности, у немецкого студента не хватает смелости, так как в данном случае она выразилась бы в отказе драться: ведь они дерутся не для собственного удовольствия, а из страха перед общественным мнением, которое отстало на двести лет.

Знаменитая «мензура» вырабатывает одно – привычку к зверству. Я знаю свой характер настолько хорошо, что определенно могу считать себя не особенно кровожадным существом. Прежде чем дело началось, у меня к любопытству примешивалась беспокойная мысль о том, как мои нервы выдержат предстоящее зрелище.

Когда потекла кровь и начали обнажаться мышцы и нервы, я почувствовал жалость и отвращение. Но когда первая пара сражающихся заменилась второй – признаюсь, человеческое чувство начало во мне гаснуть. А когда еще двое молодцов принялись резать друг друга – дело представилось мне в красном свете, как говорят американцы. Я вошел во вкус. Осмотревшись, я заметил на всех лицах такое же желание видеть новые раны, новую кровь.

Если нужно развивать кровожадные инстинкты в современном человеке – то мензура вполне достигает цели. Но нужно ли это?

Мы гордимся нашей гуманностью и цивилизацией, но, отбросив в сторону лицемерие, все-таки должны признать, что под крахмальными манишками в каждом из нас сидит дикарь с нетронутыми дикими инстинктами. Он никогда не исчезнет. Иногда он нужен нам – и тогда является по первому требованию. Но подкармливать его – лишнее.

«Трое на четырех колесах», 1900

Всемирный коллапс: предсказания Орсона Скотта Карда о 2012 годе

В 1985 году писатель Орсон Скотт Кард сделал себе имя публикацией теперь уже ставшей классической научно-фантастической новеллы «Игра Эндера».

Однако Кард, возможно, лучше известен сейчас из-за своей политической активности.

Через два года после выхода в свет «Игры Эндера» (научно-фантастический роман, получивший премии «Небьюла» и «Хьюго» в 1985 и 1986 годах), на организованном Роном Хаббардом конкурсе писателей будущего Кард и другие писатели написали для капсулы будущего свои прогнозы. Организаторы задали писателям конкретный вопрос, «Какой будет жизнь в 2012 году?» В прогнозы 1987 года внесли свой вклад вклад такие писатели как Айзек Азимов, Фредерик Пол и Джек Уильямсон.

1987 год: капсула закладывается в банковский сейф

В апреле этого года капсула была открыта.

Прогноз Орсона Скотта Карда о 2012 годе:

Мы должны будем считать себя счастливчиками, если у кого-то в 2012 году будет достаточно свободного времени, чтобы открыть эту капсулу и поинтересоваться, что там внутри. В 2012 году американцы увидят коллапс Имперской Америки и Pax Americana, что завершит собой потерю нашей национальной воли и национальной самоотверженности. Всемирный экономический коллапс будет стоить Америке ее доминирующей роли мире, но это не приведёт к гегемонии русских, ее враг слишком зависим от мировой экономики, чтобы сохранять непреодолимую военную силу. Новый мировой порядок возникнет из голода, болезней и социальных перемещений. Уничтожение иллюзии исламского единства, борьба между аристократией и пролетариатом в Латинской Америке – без финансовой поддержки промышленно развитых стран старый порядок уйдет. Изменения будут огромны – они будут подобны новому порядку, возникшему из руин Римской империи, когда появятся новые центры силы там, где установится стабильность и безопасность. Если Америка сможет восстановиться, мы должны будем перестать претендовать на то, кем мы были в 1950-х, и пересмотреть наши ценности – прочь от погони за преимуществами.

http://mixednews.ru/archives/21676

Worldwide Economic Collapse: Orson Scott Card’s Predictions for 2012

Маленькое приложение: «Москва 2042» в Москве-2012

О том, что церковь и государство в России вступили в крайне причудливые отношения, говорилось давно и по многим случаям. Поводов к подобным разговорам в последнее время становилось всё больше: среди наиболее ярких – обвинительное заключение против Pussy Riot, написанное на основе постановлений церковных соборов, и сам ход процесса. А после того, как на информационных лентах появилась новость «Патриарх Кирилл освятил камень в основании храма при Академии ФСБ», корреспондент Радио Свобода не смог не обратиться к Владимиру Войновичу, автору антиутопии «Москва 2042», описывающей Московскую республику – Москореп, карикатурное тоталитарное общество, построенное на единстве госбезопасности, правящей партии и правящей же религии.

Владимир Войнович:

Честно говоря, не думал. Я описывал то будущее, которое – я надеялся – никогда не наступит, поскольку это была не утопия, а антиутопия. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал…

Полный текст

Когда в темноте таится свет

Цитаты Сергея Лукьяненко

Добро не навязывают. Надо, чтобы люди изменились сами и захотели изменить свою жизнь.

Законы придумывают, чтобы заставить людей что-то делать или чего-то не делать. Даже если законы хорошие, они значат, что сами люди не хотят по ним жить… Закон – это костыли для морали.

Мы разучились думать сердцем, теперь думаем только головой. И еще пытаемся это оправдать, говорим, что сердце думать не может, только чувствовать. А это не так, сердце тоже думает, только по-другому.

Любая власть вначале бывает незаконной.

Человечество пытается быть красивым и хорошим, хотя никаких оснований к этому нет. Понимаешь? Словно балерина в пачке и на пуантах пытается танцевать на снегу. А снег холодный. Кое-где твердый, кое-где мягкий, а кое-где проваливается и режет ноги. Только все равно надо пытаться танцевать. Надо стараться стать лучше. Наперекор природе, наперекор всему. Иначе останется только лечь в снег и замерзнуть навсегда.

"Танцы на снегу"

* * *

Правда – это такая удобная штука, что нет никакой надобности заменять ее ложью. Из нее и так можно сделать что угодно.

У нас нет ничего, кроме веры и любви. Но это очень много, когда вокруг только ненависть и отчаяние.

Часто… во взрослом живет ребенок. И вот это страшно. Он мягко и нежно добивается зла…

Темнота тоже бывает красивой – когда в ней прячется свет.

Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать.

"Мальчик и тьма"

* * *

Каждый в ответе за то, что приходит в мир сквозь лабиринт его души.

Неправда, что война – продолжение политики. Она ее придаток, жалкий и беспомощный.

"Осенние визиты"

* * *

Когда страдаешь от любви – это страдание светло. Это тоже радость, даже когда любовь безответна, когда тебе от нее – только печали и горести. Главное, что она есть – любовь.

"Спектр"

Одна цитата дорогого стоит – Борис Стругацкий

Вопрос: Борис Натанович, что, по Вашему мнению должно произойти в России, для того чтобы начался процесс вертикального прогресса человечества?

Боюсь, это дело вообще безнадежное. Прежде чем заработает таинственный наш Вертикальный прогресс, надо будет построить Мир Полудня – мир, где высшей целью и высшим наслаждением для человека будет успешный творческий труд. Важнейшим необходимым условием возможности построения Мира Полудня является создание и внедрение Высокой теории воспитания, которая одна только способна обеспечить появление нового социального типа – Человека Воспитанного. И только спустя несколько веков процветания Мира Полудня сможет возникнуть и начать жить идея Вертикального прогресса.  К сожалению, нарисованная выше перспектива обрушивается в столкновении с реальностью на первом же этапе: никому не нужна Высокая теория воспитания,  никем не востребован Человек Воспитанный – нет ни партии такой, ни политической идеологии, ни сколько-нибудь серьезного социального слоя, ни даже экзотического религиозного движения, где объектом, целью, смыслом был бы Человек Воспитанный. Абсолютно всех вполне удовлетворяет Человек Умелый, Потребляющий.

http://gidepark.ru/community/3921/content/1351623

P.S. А может, зря так решительно обобщает Борис Натанович? Может все-таки, "есть такая партия"?